несмотря на свои шестьдесят килограммов, он загоняет меня в партер и буквально вьет веревки. Цепкий необыкновенно. Лет десять спустя мы со смехом будем вспоминать эти дни. Леня мастерски делает седло — так называется прием, в момент проведения которого он, точно наездник, усаживается на мою поясницу. Обхватывая мое туловище ногами, он руками пытается провести прием с захватом головы и шеи. Причем голову крутит в одну сторону, а таз в другую. Позвоночнику от таких «выкруток» приходится не сладко, выкручивает, словно белье при стирке. Во избежание мук норовишь поскорее сам улечься на лопатки. Правда, Колесник иногда попадает в затруднительное положение. Я гнусь во все стороны, будто гуттаперчевый мальчик. Колесник выворачивает меня наизнанку, но на лопатки положить не может. Тренер, видя, что Колесник чересчур усердствует, прикрикивает на него, но не останавливает: в подобной обстановке и происходит самообучение. Каждый из его учеников, хорошо овладев приемом, затем, в свою очередь, обучает других.
Понятно, что наша подготовка к вступительным экзаменам ограничивается в основном возней на ковре. Успокоенный обещаниями Леонида, я веду себя беспечно. Преображенский не вмешивается: он никогда не водил нас за руку, не пытался сделать то, что полагается выполнить самому.
Наконец настал мой судный день. Не думайте, что я прибегаю к гиперболам. Слаб я был тогда необыкновенно. Подтянуться не мог на перекладине и болтался как мокрое полотенце на веревке. А одним из элементов, который обязан был выполнить абитуриент на вступительном экзамене по гимнастике, был подъем махом в упор: надо раскачаться, а затем оказаться над перекладиной.
На постижение этого элемента мне отводился день, Перекладины во дворе не было, в борцовском зале тоже. Нашли ее с Леонидом на одном городском стадионе.
Было воскресенье. Гуляющие, привлеченные моими нелепыми попытками взобраться на перекладину, столпились вокруг. Мой добровольный тренер взмок и охрип, показывая, как делается этот, по его мнению, пустяковый элемент. Но у меня же ничего не получалось, только ладони пузырились кровавыми мозолями.
Колесник безнадежно махнул рукой и, видя мою постную физиономию, сказал:
— Ладно, хватит. Завтра нужны будут ассистенты на подстраховке. Меня как второкурсника допустят. Ты только раскачайся посильнее. Понял? А я как поддам тебе пониже спины в такт — сам взлетишь.
Наутро в белой майке и черных трусиках я стоял в общей шеренге, с замиранием сердца ожидая вызова. Ладони со вчерашнего дня саднило. Колесник не подвел. Он уже стоял возле перекладины.
Настала моя очередь. К перекладине шел, наверное, как на эшафот. Вцепившись мертвой хваткой в штангу, я что было сил сделал мах, другой, затем почувствовал, что меня поддали под ягодицы. Раздался лязг. Этот звук был порожден столкновением моих зубов с перекладиной. Леня явно не рассчитал своих усилий.
Преподаватель неожиданно проявил интерес к повисшему на перекладине новичку. Он даже не сделал замечание своему новоявленному ассистенту за столь вольную трактовку подстраховки Леня, замерший в двух шагах, не спускал глаз с моих подрагивающих ног. Потом он признался, что в тот момент я напоминал лягушек, которых студенты на лабораторных занятиях по физиологии заставляют дрыгать лапками под действием электрического тока. Отчаянно дрыгая ногами, я наконец вылез на перекладину. Преподаватель неопределенно хмыкнул и повертел мой зачетный листок, не зная, что делать. Колесник змеем-искусителем вился вокруг экзаменатора, убежденно твердя:
— Не смотрите, что у него одни кости. Мясо нарастет, знаете, каким он борцом будет… Талантище у парня.
Я, безучастный к происходящему, думал в тот момент, как бы незаметно слезть с верхотуры и улизнуть от позора. Покрутив авторучку, преподаватель поманил меня к себе пальцем.
— Вот что… — Зачетку он закрыл и зачем-то похлопывал ею по своей ладони. — Ставить я вам ничего не буду. Сдавайте легкую атлетику. Получите там приличную оценку, приходите ко мне вновь. Так и быть, тройку поставлю. — С этими словами он вручил мне зачетку и вызвал к перекладине следующего.
Временная отсрочка была получена, и мы с Лехой вылетели из зала.
— Ну теперь все будет в порядке, — ободрял меня Леня. — Пробежать или прыгнуть сумеешь, и проходной балл по гимнастике тебе обеспечен.
Оптимизма друга я не разделял. В секторе для толкания, покрутив в руках увесистое ядро и искоса посмотрев, как обращаются с ним другие, я изо всех сил толкнул «железяку». Но снаряд долетел лишь до восьмиметровой отметки. Это было хуже, чем на двойку.
Дистанцию восемьсот метров мне тоже пришлось бежать впервые. Удрученный случившимся в секторе для толкания, я рванулся вперед. Метров через триста группа обогнала меня, и пришлось мне заканчивать дистанцию в гордом одиночестве.
В секторе для прыжков в высоту и на стометровке я уложился в норматив, но, суммировав все заработанные мною очки, мы с Леней приуныли — на тройку не набиралось.
Леша, находившийся до этого рядом, вдруг куда-то исчез. Вскоре вернулся и коротко бросил:
— Вызовут к столу, там решат, какую оценку ставить. К столу приемной комиссии нас начали приглашать после того, как вся группа закончила сдачу нормативов. Назвали мою фамилию. Я поплелся к судейскому столику. Во главе его сидел сухощавый преподаватель с обветренным лицом, которое бывает только у людей, круглый год работающих на воздухе. Он поинтересовался моим ростом, весом и неожиданно сказал:
— Метателем стать хочешь?
Памятуя свой неудачный толчок ядра, я все же решил робким голосом заверить, что согласен и на это. Лишь бы… «Лишь бы» не было произнесено вслух, но мой незамысловатый маневр был, разумеется, понят.
— Ладно, получай тройку, так и быть, борись на здоровье. Но если заметим, что метание у тебя пойдет, переведем в группу легкоатлетов, так и запомни. Тогда уж пеняй на себя, что согласился.
Стараясь отработать аванс, я добросовестно относился к занятиям по легкой атлетике, но, увы, мои старания шли прахом: молот, раскрученный до свиста, врезался в грунт метрах в трех от бетонированного круга; диск плюхался в ограждающую сетку, а ядро так и не перелетело десятиметровой отметки. Тем не менее преподаватели не теряли надежду, что в один прекрасный момент…
Студенческие годы. У меня их, по сути дела, не было. Пожалуй, только первый курс. Спортивный вуз — заведение специфическое. Если ты входишь в число ведущих спортсменов, то постоянные поездки на соревнования делают тебя только номинальным студентом. Набираешь кипу
