завёрнутая в кокон паранормального, завидовала, по сути, простой девчонке, которой ничего от жизни не надо, кроме учёбы, дружбы и любви.
Ей всё давалось слишком легко. Мне же приходилось всю себя выжимать, наизнанку выворачиваться и лезть из кожи вон, чтобы добиться минимального результата, а то и вовсе уйти ни с чем.
Ну что за несправедливость!
Я ещё немного поборолась со своим невезением и, так и не испарив ни капли влаги с проклятущего болота, отправилась шататься по городу в поисках спасительного средства, способного утолить печаль.
Мне было плохо.
Нет.
Мне было поистине паршиво. Кошмарно. Отвратительно.
Вскрылись старые, вроде бы давно зарубцевавшиеся нарывы. И я не хотела возвращаться домой с кислой миной, потому что Инычужи, эти пытливые пройдохи, непременно пустятся расспрашивать меня о самочувствии. А мне, стало быть, придётся отвечать. Врать. Увиливать.
Кто бы знал, как я такое ненавижу.
Посему выбор мой пал на неприкаянные скитания по фешенебельным кварталам, где меня точно никто не знает.
Дворцы. Так зовётся район, где здания выстроены в нарочито величавом, старинном стиле, снабжены вычурными арками, эркерами, фронтонами и колоннадами. Здесь обитают сливки общества, впитавшие понятия о роскоши и элегантности с молоком матери.
В Дворцах царит идеальная чистота и тишина. Изредка встречается на тротуаре какая-нибудь одинокая зажиточная дама с миниатюрной собачонкой на поводке. Собачонка тебя непременно облает, и гнев её будет праведным. Ибо недостоин ты, плебей, даже рядом с ней находиться. Достаточно бывает прикинуть, сколько средств в месяц тратится на неё, а сколько ты тратишь на себя, и сразу становится понятно, кто здесь венец природы и вершина эволюции, а кто так, лопух подзаборный.
Впрочем, чаще всего владельцы собачонок, квартир, пентхаусов и частных домов с бассейнами пропадают в море Тэсо на личных яхтах или колесят вокруг света. Деньги им девать решительно некуда.
Они вкладываются в строительство спортивных и выставочных комплексов, навороченных больниц, элитных ресторанов и бутиков. А когда всё перечисленное уже негде строить, затевают кругосветку и повествуют о своих люксовых приключениях в социальных сетях, красуясь перед простыми смертными.
Мне нравилась такая жизнь. Хотя, пожалуй, перефразируем. Я отчаянно мечтала о такой жизни. Лощёной, выбеленной, очищенной от налёта бедности и безнадёги.
Но с моими талантами, вернее, их отсутствием даже элементарный вопрос о том, чтобы закончить академию и устроиться на приличную работу, оставался открытым.
Густели сумерки, сгущалась на сердце тьма. Конкретно данной тьме было плевать, что вокруг притягательно зажигаются лампионы и вспыхивают вывески кофеен. Эта тьма была всепоглощающей.
Я бы с удовольствием побилась головой о витрину бутика, за которой расцветали вечерние огни люминоламп и в баснословно дорогих шмотках позировали манекены. Но в этом случае меня сграбастают стражи порядка, отконвоируют в отделение и взыщут неподъёмную сумму за ущерб.
Нет уж, давайте-ка я просто на манекены поглазею, представлю на их месте себя и воображу, что всё у Нойты прекрасно, и что это Нойта стоит там, за стеклом, выпятив грудь и манерно отставив ножку, и именно на ней, Нойте непутёвой, надето жаккардово-атласное платье, шляпка и кожаные туфли высочайшего качества. С минуты на минуту она выйдет за дверь, расслабленной походкой отправится к морю, сядет на яхту и поплывёт под парусом неважно куда.
Кажется, я слегка замечталась. Об меня, точнее, о мою выставленную ногу, споткнулся какой-то напыщенный франт. Его явно только что доставили с фабрики по производству миллионеров. Костюмчик без единого изъяна, обувь в свете фонарей блестит, словно минуту назад в салоне куплена. Лицо скульптурно-правильное, лоб — высокий, скулы — чёткие, губы — идеальные, нос — ровнее поискать…
А вот с причёской полный бардак. Кудрявые волосы, укладке неподвластные, торчали во всех направлениях, громоздились на голове эдакой внушительной копной и сообщали их обладателю умопомрачительную харизму.
Я уже обрадовалась, что нашла родственную душу. Наивная.
Споткнувшись о препятствие моего авторства, потенциальная родственная душа полетела своим ровным носом, высоким лбом и чёткими скулами чётко в асфальт. Благо, в последний момент напыщенный франт догадался ладони перед собой выставить, а не то плакала бы его модельная внешность. Он ведь на модный показ собирался, как я поняла.
— Вы! — Миллионер вскочил, одной рукой отряхивая фалды замшевого пиджака, а палец другой, ушибленной, оцарапанной руки изобличающе наставив на меня. — Какого тухлого корнеплода вы здесь делаете? По вашей милости, у меня чуть важное дело не сорвалось!
«Тухлого корнеплода». Услыхав, как парень ругается, я не удержалась и прыснула.
— Смешно вам? — наседал меж тем он. — Вы создаёте на улицах угрозу для мирного населения, растопырив свои конечности, как вам вздумается. А потом ещё смеётесь?
— Вы там куда-то торопились? Вот и идите себе, — помрачнела я. — Не лезьте ко мне.
— До чего невоспитанная девица. Манерам вас, видно, не обучали, — процедил незнакомец, прокатившись по мне взглядом оценщика недвижимости. Когда взгляд докатился до лица, мне показалось, он чуточку потеплел. Но вскоре чары развеялись. Меня вновь неприязненно сверлили глубокие антрацитовые глаза.
Глава 6. Хуже некуда
Так и подмывало спросить, а не белены ли товарищ объелся. Да кто он такой, чтобы судить о том, чему меня обучали, а чему нет?!
Правда, стоило отдать должное его тембру. Если бы он своим бархатным голосом не нотации мне читал, а, скажем, стихи, пусть даже самые бездарные, слушала бы и слушала. И пила бы с ним чай, много чая с морским бризом вприкуску, и гуляла бы под луной, и на колесе обозрения круг-другой точно бы с ним обогнула…
Ой, чего это я? Вконец Нойта спятила. Мечты она мечтает.
А её тут, как бы между прочим, в грязь втаптывают, на остатки самоуважения покушаются.
Королю высокомерия в ответ на его выпад следовало немедленно надерзить. Только вот незадача: дожидаться, пока я изобрету подходящую колкость, он не стал и принялся спешно удаляться.
— Чтоб вы знали, я лучшее, что случалось в вашей жизни! — проорала я ему вслед, надрывая связки.
Он же лишь плечом раздражённо дёрнул. Наверное, посчитал ниже своего достоинства продолжать словесную перепалку с отребьем вроде меня.
Настроение моё упало ниже уровня моря. Подозреваю даже, что рухнуло оно прямиком в Сверхглубокую Скважину. Или, как её в народе зовут, Цитадель Мучений.
Когда-то давным-давно на Сверхглубокой Скважине трудились ведущие геологи Мережа. Они задались целью как можно глубже пробурить почву, чтобы досконально изучить строение земной коры. И им это удалось. Они достигли колоссальной отметки в тринадцать тысяч метров, побив мировой рекорд. Но, невзирая на успех, все работы на Скважине неожиданно прекратились.
Что-то в недрах
