он парень, несмотря на свои странные синие волосы. Пообщаться с ним я всегда был рад. Может, и новости какие разузнаю.
Илья снова встречал меня лично, обнялся по-братски:
— Здорово, князюшко! Что, опять за тракторами?
— И тебе поздорову, добрый молодец, — привычно поздоровался-пошутил в ответ я. — Нет, дело у меня нынче другое.
— Понял! — многозначительно кивнул Илья. — В кабинете подробности.
— Пойдёт.
Мы двинулись через комплекс.
— Новости про Драгомировых слышал?
— Нет, а что такое?
— Я сам только узнал. Драгомиров пытался на альвийского посла напасть.
— Ты ж говорил, он Звениславку выкупил, ждёт?
— А вот, непонятно. Никто и не знает толком, что там у них получилось, только явился Степан Велемирович в альвийское посольство, как всегда, получить уверение, что вот-вот дочка прибудет. Зашёл чин чином, а потом — крик, грохот, стёкла вылетели, крыша покосилась — Драгомиров-то хороший воздушник, шарахнул, говорят, со всей дури.
— Со Звениславкой что, что ли?
— Да шут его знает. Больше никаких подробностей, кроме того, что лупились они с послом, пока обоих крышей не прибило.
— Так он жив?
— Жив, обоих дышащих достали и лечилками отпоили. Только альва — под белы руки на перины повели отлёживаться, а Драгомирова — в темницу альвийскую в Тушине.
— И такая есть уже? У нас — и альвийская тюрьма?
— Прикинь. Сам обалдел, когда услышал.
Да уж, дела-а-а…
Запершись у Ильи в кабинете, я первым делом спросил:
— Тебя из старших кто слушает?
Илюха слегка поёрзал.
— Да-а-а… не знаю я. Вроде, никто.
— Ну, если никто, то пусть не обижаются, — я поставил вокруг нас непроницаемый купол тишины. — Дело у меня к тебе, Илья, строжайшей секретности. И если ты мне помочь не сможешь, то далее тебя никто о сем узнать не должен.
Я замолчал, и Илья тотчас ответил:
— Слово. Никому не сболтну.
И если дорогой друг рассчитывал на подслушивающие устройства, избавляющие его от необходимости пересказа — зря. Представляю себе, как сейчас суетятся над своими аппаратами муромские спецы-секретники! Ну, да пусть.
— Бабушка ко мне приходила, — нейтрально начал я, — родная.
Илья кивнул и вдруг глаза его сделались круглые, как полтинники:
— Как — бабушка? Они ж… Ты ж последний в роду⁈
— Она, понимаешь ли, не вполне в человеческой форме. Мда. Хотя родство безусловно присутствует.
— Это… Это как это? Призрак, что ли?
— Зачем призрак. Бабуля Умила Гостомысловна, аватар стихии холода.
Илюха откинулся в кресле и долго на меня смотрел. Я ждал.
— Охренеть, — с чувством сказал Илья. — И… как оно?
— Иметь живых родственников? Прикольно.
— Да нет! Разговаривать с человеком, которому почти тысяча лет⁈
Смешно. Знал бы ты, Илюша, сколько мне.
— Нормально. Холодно, но притерпеться можно.
— Точно, она ж аватар холода, ты говорил…
— Так вот, между прочими разговорами, бабуля признала Кузьму младшим внуком. Поскольку… в нём есть частичка первого Пожарского, и он должен быть признан роднёй.
— Погоди. Я не понял, Кузя — он незаконный, что ли?
Несколько секунд я боролся с искушением сказать, мол — да, бастард — и все дела. Получил бы бумажки, как пить дать. Но если позже всплывёт (о оно обязательно всплывёт), что Кузьма всего лишь высокоразумный артефакт… Тяжбы на триста лет растянутся. Так что лучше уж сразу правильным путём.
— Видишь ли, Илья… Кузьма — это родовой меч Пожарских.
В этот раз Илья сидел молча с минуту. Покраснел аж, борясь с желанием выкрикнуть «Да быть этого не может!» — или куда более сердечное: «Пиштишь!»
— Хочешь — можем спросить мою бабушку, — великодушно предложил я.
— Пошли! — Илья вскочил. — С этим — сразу к бате. Он или возьмётся помогать — или уж нет, без толку по промежуточным ступенькам колупаться!
Такой подход я целиком и полностью одобрял. С головой всегда приятнее разговаривать, чем с остальными частями.
Илья Ильич-старший выслушал меня ровно с теми же эмоциями, что и сын, только держал их крепче. По окончании моей скупой речи он сложил на столе крепкие кулаки и подытожил:
— Итак, Дмитрий Михайлович, вы хотите, чтобы ваш родовой меч Пожарских был признан полноправным членом вашего клана, уравнен в правах с лицами дворянского сословия и получил бы личную фамилию, герб и печать?
— И титул, — добавил я, — не ниже графского.
Илья Ильич помолчал.
— Если мы поспособствуем, чтоб всё это устроить, можем мы рассчитывать на присоединение клана Пожарских к нашему лагерю?
05. КОНСТРУКЦИИ
ПОЖАРСКАЯ ВОТЧИНА
Кузьма
Селяниновцы встретили Кузьму с Горынычем настороженно.
— Ну что, люди добрые, — с места в карьер начал Горыныч, — на места вы поедете дальние, неосвоенные. Хорошо бы какие пожитки, нужные, да в спешке брошенные, прибрать.
Мужики этакому заходу поразились до онемения.
— Эва, ваша светлость, куда вы изволите загадывать! — за всех высказался Силантий. — Это ж сколь мы по тем дорогам будем тащиться туды, да обратно…
— Это опасение мы отметём как несущественное! — решительно хлопнул в ладоши Горыныч. — Даю вам времени час, собраться-снарядиться, чтоб носы не поморозили. Телеги свободные в каретном сарае возьмёте да запрягайте своих лошадок. Поедем, поглазеем, чем там у вас разжиться можно.
Вот тогда селяниновцы и поняли, про что их казаки на дороге спрашивали. Портал! Диво-дивное! За малые минуточки весь обоз на тракт близ сворота на их Селяниновку выгрузился!
— Эх, братцы! — вздохнул Ермол. — Кабы нам в прошлый раз так скакнуть, мы б всю картошку из подполья выбрали!
— И сейчас выберешь! — подбодрил его Горыныч.
— Ежли до нас её никто не прибрал, — тревожно пробормотал Силантий, и обоз начал торопливо сворачивать к деревне.
Многих мужиков продолжал преследовать страх.
— Что делать-то будем, ваша светлость, коли там реквизиторщики шуруют? — опасливо оглядываясь, спросил Некрас.
Кузьма Дмитрич чуть покачивающийся в седле гнедого жеребца, слушая эти речи, только усмехался. А князь Горынин, вороной конь которого время от времени косил диким глазом на пристроившегося на загривке огромного кошака, снисходительно подкрутил ус:
— Ва-а-ай, не переживай, да! На одну ладонь посажу, другой прихлопну!
Дорога вынырнула из леса, и в воздухе разлился отчётливый запах гари Из-за пригорка поднимались три неуверенных пока дымка.
— Жгут, мерзавцы! — хлопнул в сердцах по полам тулупа Силантий.