творческого человека часто всё написано на лице, — не всегда размер имеет первостепенное значение.
Приподняв бровь, я взглянул в её хитрющие глаза, ставшие прежними, человеческими, но так и не сумел понять, совпадение ли это или двусмысленный намёк.
— С ней всё будет в порядке? — чтобы скрыть замешательство, я приблизился к Дженне, присел на краешек дивана.
Девушка была бледна, но в остальном казалась мирно спящей. Судя по довольному выражению лица, сны ей снились самые сладкие. То и дело вздох чередовался с шёпотом чужого имени.
— Она зовёт тебя во сне. Вот значит как? Одним соблазн и волнующие воспоминания, а другим острую боль и горечь предательства…
— Более чем. Выспится, поест и ничего не вспомнит. Ранки затянутся за несколько часов — дети ночи не оставляют следов. Тебе бы тоже стоило снять повязку, быстрее заживёт, — посоветовала собеседница, а я не без удивления поглядел на неё.
Дети ночи? Довольно поэтично.
Меня поражало, как много она знала о вампирах и как мало — о себе.
— Прости, Марк, — смутившись, пожала плечами наяда, вновь становясь робкой и уязвимой, несмотря на то что четверть часа назад раскрылась как уверенная в себе искусительница.
Да кто же она такая на самом деле, чёрт побери?!
— Тебе не повезло: я была истощена, и у меня не осталось сил на чары. Так что тебе пришлось вкусить горькую прозу жизни. Вампир и его жертва вовсе не любовники, а зверь и добыча. Любовь — это из другой области, пусть мы и можем насылать на смертных нечто вроде сексуального притяжения.
— Чары? — удивился я, одним резким движением отдирая пластырь с шеи и ощупывая место укуса. Кожа и правда удивительно быстро регенерировала, покрываясь сухой корочкой. Слепящая боль отступила.
Пометка: настоящие вампиры — хитрые предусмотрительные твари, которые не палятся характерными точками на шее, а напротив, заживляют их неким таинственным, неясным образом. Впрочем, не перечесть всего, что оставалось для меня неясным.
Николь заговорщицки улыбнулась и прошлась по залу, остановилась у окон, давая понять, что разговор закончен. Как и то, что не все тайны её рода могут быть раскрыты перед смертным.
Глава 4
Знаете то чувство, когда спал всего несколько часов и чувствуешь себя до смерти усталым, но просыпаешься, как идиот, в несусветную рань и заснуть больше не можешь?
Я знаю и ненавижу. Именно в таком чумном состоянии я подорвался на следующее утро, словно предчувствуя пожар или какой другой коллапс.
В студии царила тишина. Дженна спала на диване, сжавшись калачиком под пледом, которым я укрыл её. Ну дитя и дитя, а проснётся и уже через час станет соблазнительной львицей и роковой покорительницей сердец.
Николь дремала в кресле, откинув голову назад и рассыпав по его спинке необычные снежные локоны. Когда я засыпал, она ещё бродила по квартире. Небо только начинало светлеть, и девушка казалась бодрой и невозмутимой.
Воспользовавшись тем, что ни одна из представительниц прекрасного (и опасного) пола не претендовала на кровать, я видел сладкие сны в своей постели до той злополучной минуты, когда мозг решил ни с того ни с сего начать бить тревогу.
И, как выяснилось, совершенно напрасно. Голова казалась тяжеленной, как кирпич. Зевая и протирая глаза, я прошёлся по залу. Когда сознание подгрузилось и наконец поспело за поднявшимся телом, догадался пойти в душ и освежиться. Холодная вода помогла взбодриться, и из ванной я вышел почти человеком.
Так что кружка чёрного кофе — и я в порядке!
Проходя мимо высоких окон, я на минуту задержался, раздумывая, что покоробило меня. Мысли отказывались собираться во что-нибудь мало-мальски осознанное. В воображении я пнул мозг ногой, как ленивого неповоротливого зверя, и велел ему начать работать. И тут меня осенило: шторы.
Плотные светонепроницаемые шторы были задёрнуты, чего я сроду не делал, потому что растащить тяжёлое полотно в стороны — это умучиться. По уровню приложенных усилий и сожжённых калорий можно приравнять к утренней гимнастике. А физическую активность я предпочитаю к вечеру.
Апартаменты окутывал полумрак, на что я обратил внимание спустя добрых полчаса после пробуждения. Всё-таки недосып мне противопоказан: становлюсь злым, рассеянным и чёрт его знает каким ещё. Снова зевнув так, что чуть не свернул себе челюсть, я подошёл к панорамным окнам и с силой отдёрнул одну из портьер.
Ожидал увидеть унылое пасмурное октябрьское утро, но к большому удивлению, город встречал новый день ясным голубым небом, отражавшимся в стёклах небоскрёбов, и яркими солнечными лучами, скользившими по фасадам, как золотая пыль.
Ничто так не красило Манополис, как невесомый свет солнца, и настроение поднялось на пару пунктов. Я взглянул на умные часы. Тяжело жить в мире, где всё такое умное, а вот ты как-то не очень. Без десяти семь. Перед первой съёмкой у меня в запасе не меньше часа.
Разъезды начнутся во второй половине дня, а первую я проведу в Лоско-сити, так что закладывать время на дорогу пока не имеет смысла. Что ж, могу тянуть кофе, как какая-нибудь ванильная блондинка, думать о вечном и читать новости в смартфоне.
От приятных неторопливых размышлений меня отвлёк посторонний звук. Приглушённый, едва слышный, но как будто знакомый. Словно трещит электричество в проводах или что-то шипит. В следующий миг Николь встрепенулась, вскрикнула и сорвалась с кресла, залитого солнцем.
Погодите-ка… Залитого солнцем?!
По закону подлости узкая дорожка света упала на то место, где спала вампирша.
«Так вот что это был за звук», — констатировал мозг, и от жутковатого понимания меня передёрнуло.
Между тем, наяда, тоже не до конца проснувшись, зашипела и метнулась в сторону, скрываясь в полумраке. Я успел заметить, что у неё обожжена вся правая рука и часть бедра, не прикрытая платьем.
Выяснилось, кто и зачем задёрнул шторы. Неловко получилось.
— Ник, ты цела? — я поспешил поддержать раненую девушку, в спешке проглотив часть имени. Хм, Ник… Звучит, кстати.
Закончить мысль я не успел, потому что гостья в ярости попыталась оттолкнуть меня, обнажённые клыки скользнули в каких-то сантиметрах от лица, глаза полыхнули обидой и гневом, а вместе с тем и знакомым алым отблеском. Я напружинился, но не отпустил её.
Узнав меня и, очевидно, вспомнив прошлый вечер, Николь успокоилась. Хищный оскал исчез, словно его и не было, красивое лицо смягчилось, а серо-голубые глаза взглянули с непониманием и безмолвным укором.
Догадалась, значит… Ну да, облажался, с кем не бывает. Да и откуда я должен знать, что настоящие, не «киношные» вампиры тоже боятся солнечного света?
— Извини, Николь, я
