не так сложно спланировать, как сложно придерживаться решения, а именно это требуется для успешного ведения войны; хотя, естественно, хороший и отлично исполненный план – это недостижимый идеал. <…> Ценность и значимость инициативы – вот еще один урок этой войны [Bird 1909: 66].
Также Берд видит причину поражения России в сомнениях Куропаткина:
Куропаткин не был дураком, как это обычно считается. Люди, знавшие его, говорили, что он казался умным, культурным человеком, изучившим военную литературу. О нем отзывались как о решительном человеке, в значительной степени обладавшем так необходимым опытом в военном деле, и ранее отличившемся на службе. Казалось, что, таким образом, у него есть все качества, которые требуются генералу. Тем не менее он проиграл. Груз ответственности оказался слишком велик для него, ему не хватило характера, чтобы воплотить свои планы в жизнь, навязать волю оппоненту [Bird 1909: 69].
Берд не был одинок в своей оценке. Немец Эберхард фон Теттау (1857–1922), находившийся при русской армии и наблюдавший за ней, поделился плохим впечатлением от боевого духа и результативности русских. Он также винил в поражении офицеров, а не рядовых солдат:
Русский солдат человек верный, самоотверженный, относящийся к начальству с полным доверием – поэтому он в руках хороших руководителей представляет собой такой материал, какой едва ли может дать другая армия в мире. <…> Что этот материал все же не оправдал себя, – на это существует много причин, которые кроются собственно в подготовке и применении этого материала [Теттау 1907, 1:11-111].
Согласно различным описаниям, русские солдаты значительно уступали в боевом духе японцам. Кроме того, у русских не было такой же сильной поддержки тыла, что, очевидно, является результатом географического расположения. Но если российские наземные операции оцениваются как просто крайне неудачные, то морские кампании русского флота оказались настоящей катастрофой.
Война на море
Во время Японо-китайской войны 1894–1895 годов японский флот одерживал невероятно быстрые победы над флотом Китая, даже правительство и командование модернизированного флота Японии не ожидали подобного[81]. Китайский флот был слишком разделен, и его адмиралы больше спорили друг с другом, чем сражались с Японией [Elman 2013:157]. Во время этой войны, как заключил Бенджамин Эльман, «Япония доказала свое превосходство в военно-морском командовании, маневренности кораблей и наличии разрывных снарядов» [Elman 2013: 159]. В 1904 году, однако, Япония столкнулась с великой западной державой с превосходным флотом, постоянно развивавшимся на протяжении всего XIX века [Papastratagakis 2011]. На тот момент, когда Россия арендовала Порт-Артур, ее флот значительно расширился, чтобы уравновесить военно-морскую силу Японии [Der Russisch-Japa-nische Krieg 1904: 6–7][82]. Военные учения в Российской морской академии в 1896 году показали, что русский флот уступает японскому, но это планировалось поправить уже к 1905 году. Когда война наконец началась в 1904 году, в количественном отношении флоты обеих стран сравнялись [Lieven, Papastratagakis 2005: 223], но японские корабли были новее, быстрее и лучше оснащены [Luntinen, Menning 2005: 232]. Кроме того, у русских не было общей стратегии, потому что Алексеев отказывался согласовывать свои действия с Морским министерством в Санкт-Петербурге [Lieven, Papastratagakis 2005: 206–216]. Русские офицеры также жаловались на его характер:
Алексеев преследовал исключительно собственную выгоду; общее благо ничего для него не значило. Он не терпел, если люди приходили к нему с жалобами или своим мнением. Он поощрял тех, кто безоговорочно подчинялся ему, и тех, кто разделял его роскошный образ жизни. Как следствие, в Восточно-Сибирской армии и Дальневосточном флоте не было ни одного способного адмирала или генерала[83].
В 1903 году правительство России определило роль русского флота на случай войны. Военные корабли должны были пытаться препятствовать транспортировке японских войск и уходить от прямой конфронтации с неприятельским флотом. Предполагалось, что командиры будут ждать подкрепления из Европы для достижения численного преимущества перед атакой на японские военные корабли. Обе страны в 1903 году начали покупать уголь за рубежом[84], но Россия столкнулась с проблемой логистики из-за своего континентального расположения. У японцев было очевидное преимущество в коротких линиях поставки, в частности в том, что касается расположения верфей и угольных портов [Der Russisch-Japanische Krieg 1904: 5]. Следовательно, адмирал Того был свободнее в своих действиях, чем русские командиры. По итогам всех морских кампаний напрашиваются два вывода: большого флота недостаточно для победы в войне на море; и, цитируя Уильяма Р. Спанса, «легче преуспеть, если твой оппонент страдает от тактической и стратегической близорукости» [Gross 2014: 120].
Несмотря на внимание к неожиданной атаке на Порт-Артур в ночь на 8 февраля 1904 года, первый морской бой состоялся 8 февраля у Чемульпо[85]. Позже русские моряки докладывали, что первые выстрелы японцев не достигали цели, но японские снаряды все равно доставляли большие проблемы, потому что были начинены лиддитом (пикриновой кислотой) и на моряков обрушивалось бесчисленное количество осколков[86]. Атака на севере потребовалась для безопасной транспортировки первых войск, которая должна была начаться одновременно с атакой на Порт-Артур на юге. Японские торпеды повредили только три русских корабля – «Паллада», «Ретвизан» и «Цесаревич»; для русских моряков это скорее был психологический удар. Использование пикриновой кислоты привело к многочисленным потерям и уже давало ясное представление об использовании новых технологий, доступных в морских войнах[87]. Один из членов экипажа «Цесаревича» позднее описывал момент атаки:
В 11:38 командир услышал в кабине приказ «противоторпедная оборона». За две минуты он оделся и вышел на палубу. За это время они открыли огонь <…>. Оказавшись на палубе, командир сразу увидел две японские миноносцы позади <…> и торпеду, направленную в корабль со стороны порта. Секундой позже произошел взрыв[88].
Сообщения о том, что русские оказались застигнуты врасплох и офицеры отсутствовали на палубе, позже были опровергнуты, а адмирал О. В. Старк (1846–1928) утверждал, что знал о вероятном нападении. Дело снова было в Алексееве, который не верил, что Япония объявит войну, и, казалось, абсолютно не беспокоился из-за угрозы нападения[89]. Однако консульство Германии в Москве также отправило доклад, согласно которому «русский флот был абсолютно не готов к нападению, а японские миноносцы <…> могли уничтожить все русские корабли, если бы продолжили атаку»[90]. Согласно русским докладам, избежать большего ущерба помогло только решение капитанов о запуске двигателей и начале движения, поскольку иначе у японских миноносцев было бы достаточно времени, чтобы достичь своей цели[91].
В последующие недели японский флот регулярно возвращался в Порт-Артур, но каждый раз
