по стопам матери, поскольку это обещало стать приключением на всю жизнь. Но у неё не было уверенности в том, что Вильгельм собирается присоединиться к крестоносцам. Король щедро предложил помощь, но входит ли в его намерения покидать Сицилию? В прошлом он никогда так не поступал. Вильгельм отряжал военные экспедиции в Египет, Северную Африку, Грецию и Испанию, но сам не принимал личного участия ни в одной из кампаний. И Джоанна боялась в тайне, не решаясь признаться даже себе самой, что супруг снова предпочтёт остаться дома, отправив своих воинов умирать вместо себя.
Перед этим смутным страхом гарем и политические просчёты казались сущими пустяками. В их мире королю полагалось лично вести войско в бой. Её отец поступал так с шестнадцати лет. Так же делали братья и родичи по материнской линии. Даже Филипп Капет, французский король, известный своей нелюбовью к войне, сам руководил армией. Как и дед, и отец её мужа. Джоанна не знала ни одного христианского государя, который не обагрил бы меч в битве. За исключением Вильгельма.
Джоанна не разрешала себе идти дальше по этой скользкой дорожке. Будучи по натуре оптимисткой и реалисткой, она предпочитала верить в лучшее, чем опасаться худшего. Она может быть счастлива с Вильгельмом даже без любви. Но ей претила сама мысль о браке с человеком, которого нельзя уважать, поэтому молодая женщина держала свои страхи под замком. Конечно, Вильгельм поплывёт с отцом и братом в Святую землю. Он сильно переживал из-за падения Иерусалима, дни напролёт оплакивал утрату, даже во власяницу облачался. Пусть муж не принял до сих пор креста, он наверняка это сделает, когда придёт время. Джоанна свято верила в это. Не могла не верить.
Наконец королева уснула, но сон её не был спокойным, потому как муж ворочался и вздрагивал. В результате оба заспались поутру дольше обычного, и когда Джоанна открыла глаза, в опочивальне было уже светло. Вильгельм тоже пробуждался. Волосы упали ему на лоб, придав королю тот моложавый и бесшабашный облик, который ей так нравился. С него не сошёл ещё летний загар, и в местах, открытых жаркому сицилийскому солнцу, кожа его имела бронзовый оттенок. Супруг сел, и Джоанна поймала себя на мысли, что любуется игрой мускулов на его груди. По её телу разлилась тёплая волна желания, и она подумала, что куда счастливее тех бессчётных жён, что вынуждены делить ложе с мужчинами пузатыми, лысыми и дурно пахнущими. Вильгельм усвоил восточное пристрастие к омовению, и королева с наслаждением вдыхала аромат свежего, соблазнительного мужского пота.
— Господь да благословит тебя, о мустаз! — гортанно промолвила она, шутливо используя один из арабских его титулов, обратившийся между ними в интимную шутку, потому как титул означал «Блистательный». Подвинувшись ближе, Джоанна прижалась к мужу и скользнула ладонями по его животу, давая понять, что на уме у неё не только выразить восхищение, но и пробудить страсть.
Ответ ошеломил её.
— Не делай так! — рявкнул Вильгельм, сбросив руки жены. Когда он повернулся к ней, на его лице читалось страдание. — Ах, Джоанна, прости, дорогая. Я не хотел кричать на тебя. Но со вчерашнего дня живот не даёт покоя, и даже от легчайшего твоего прикосновения мне стало больно.
Джоанна не знала никого, кто был озабочен собственным здоровьем сильнее её мужа. По его настоянию, лекари постоянно жили во дворце, и стоило ему прослышать о приезде какого-нибудь известного врачевателя, он предпринимал все меры, чтобы тот остался на Сицилии и поступил к нему на службу. Поскольку болел Вильгельм редко, Джоанна привыкла смотреть на такое поведение как на забавную причуду. Ей припомнилось, что вечером муж жаловался на неприятные ощущения в желудке. Когда он признался, что плохо спал, а боль сместилась в правую нижнюю часть живота, молодая королева выказала подобающее жене сочувствие: пощупала мужу лоб и предложила незамедлительно посоветоваться с одним из лекарей.
— Нет, не стоит, — решил король. — Если не станет лучше, я позову Джамаль ад-Дина.
Он ещё раз извинился за грубость, подкрепив слова страстным поцелуем. Помирившись, супруги встали, чтобы встретить новый день.
Джоанна обещала показать Алисии Зизу, летний дворец, расположенный неподалёку, в обширном парке под названием Дженоард. Убедившись, что супруг показался главному своему врачу, Джамаль ад-Дину, она не видела причин не исполнить данное обещание. Сопровождаемые младшими из фрейлин и придворными рыцарями, они неспешно ехали по Виа Мармореа, кивая в ответ на приветственные крики рыночной толпы и бросая пригоршни медяков-фоллари ребятишкам, кидавшимся прямо под копыта.
Явная популярность Джоанны среди подданных сильно радовала Алисию. Девочка и без того была счастлива, потому как любимая сицилийская собака королевы ощенилась и одного из детёнышей обещали подарить Алисии. Всё утро юная француженка провела с учителем, поскольку Джоанна поставила перед ней задачу овладеть грамотой и счётом, и теперь ощущала себя выпорхнувшей из клетки птичкой. Девочка беспрестанно щебетала, указывала на все красоты, на каких останавливался её взгляд, и застенчиво зарумянилась, стоило госпоже похвалить то, как держится она в седле, ведь верховая езда тоже входила в программу обучения.
Джоанна с удовлетворением подмечала перемену, свершившуюся за минувшие месяцы: эта весёлая болтушка совершенно не походила на замкнутого, перепуганного ребёнка, представшего её взору в инфирмарии аббатства. По прибытии в Зизу, королева с удовольствием провела Алисию по знаменитой дворцовой зале, где мраморный фонтан каскадом изливался в канал, шедший через зал на улицу, в небольшой зеркальный пруд. Поражённая до глубины души, Алисия опустилась на колени, чтобы разглядеть мозаичных рыбок, которые казались живыми благодаря ряби, создаваемой скрытым насосом, и изобразила вежливое недоверие в ответ на рассказ Джоанны, что во время особо пышных пиров по ручью к ожидающим гостям спускают маленькие амфоры с вином.
Как ни удивил девочку бьющий внутри дворца фонтан, королевский зверинец поразил её ещё сильнее. Он служил приютом львам, леопардам, павлинам, жирафу и грациозным гепардам, приученным, по словам Джоанны, ходить на поводке. Затем, пользуясь промежутком тёплой погоды, известной как «лето св. Мартина», путники устроились перекусить на берегу обширного искусственного озера. Они разложили подстилки и раскрыли плетёные корзины, которые дворцовые повара под завязку набили ароматными вафлями, сыром, засахаренным черносливом и апельсинами. Джоанне тот согретый нежным ноябрьским солнцем вечер будет впоследствии представляться как прощальный дар Всевышнего, как одно из лучших воспоминаний о роскошной жизни в островном королевстве Сицилия. Но тогда она рассматривала его как очередное милое развлечение, возможность выказать ласку осиротевшему ребёнку, не знавшему подобных дней.
Рыцари королевы флиртовали с фрейлинами, собаки охотились в
