завесу гормонов.
«Рано».
«Пусть ждет».
Софи засмеялась и игриво шлепнула Бернара по руке.
– Все, до завтра.
Помедлив, она быстро поцеловала его в нос, давая понять, что решение принято. Она контролирует ситуацию. По крайней мере, пока.
– Так нельзя, Софи, честное слово. Я сделал все, как ты хотела. Разве ты не можешь хотя бы…
– Хотя бы что? – с вызовом спросила она.
И улыбнулась одной из тех обворожительных улыбок, которые с детства помогали ей казаться милой, чтобы она ни делала и ни говорила.
Бернар насупился.
Он не мог сказать того, что хотел. Она смотрела на него большими распахнутыми глазами. Любое слово сейчас казалось бы грубостью и пошлостью – Софи отлично знала, что делала. Так ее учила мама: никому не нужны девушки с открытым сердцем; интригуй, дергая за ниточки. Управляй мужчинами с помощью того, чего они так желают. Пока это хоть кому-нибудь нужно. А потом… Но это потом было еще слишком далеко.
– Сама дойдешь? – обиженно спросил Бернар.
До подъезда оставалось совсем немного. Темный двор на днях перекопали: то ли трубы лопнули, то ли какой-то кабель прокладывали. Софи это не интересовало. Она жила в предвкушении того, как съедет от своей вечно хмурой матери в шикарную квартиру Бернара. А это должно было произойти совсем скоро. И она, в отличие от матери, войдет в новый дом законной хозяйкой, и никто никогда не сможет выгнать ее оттуда. Спасибо, мама, за мое красивое лицо. За то, что в ту ночь, когда маленький комочек плоти поселился в твоем животе, ты выбрала для любовных утех рослого парня с синими, как небо в голливудских фильмах, глазами. Спасибо, мама, за родинку в уголке моих губ. Эта родинка – моя драгоценность.
Обычно Бернар провожал ее до двери, но сейчас ему хотелось показать характер. Ничего, пусть показывает. Через час он позвонит ей сказать, что доехал. Бернар доберется до дома через полчаса, но решит заставить ее поволноваться. Однако он не получит желаемого. Нет. Потому что она ответит ему только через два часа. Пусть звонит ее матери, пусть напишет десяток СМС в волнении, пусть представит себе все ужасы, которые могли произойти с ней в этом темном дворе. Власть… Софи любила ее. Власть над мужчиной. А как же иначе? Иначе он уйдет так же, как отец, отчим и множество других мужчин, которые бросали мать, надавав ей кучу обещаний. Некоторые обещали что-то даже Софи. Но она быстро научилась им не верить.
Так что, Бернар, давай поиграем в твою игру. Я готова играть в твои игры до тех пор, пока они – часть моих.
Софи выпорхнула из машины, махнув Бернару рукой и послав ему воздушный поцелуй. Сама невинность. Она добилась своего. Уже сейчас в том, как он насупился, чувствовались сомнение и вина. То ли еще будет через два часа.
Мой милый Бернар, не волнуйся, будет больно и страшно, но я знаю, куда веду тебя. Я буду хорошей женой. Мы будем счастливы, вот увидишь.
Бернар выждал мгновение, потом все же нажал на газ, чуть резче, чем следовало. Машина сорвалась с места.
Софи посмотрела ему вслед, затем повернулась к дому. Совсем чуть-чуть, и весь этот двор, со всеми его запахами и обитателями, останется в прошлом.
Она подняла голову к небу, затянутому тяжелыми, брюхатыми тучами. Не было видно ни звездочки. Полная луна пряталась за темный бок облака, освещая его кромку:
– Я везучая, – прошептала Софи то ли себе, то ли небу и улыбнулась, закрыв глаза. – Какая же я, черт подери, везучая!
Она вставила в уши наушники и включила динамичную музыку. Пританцовывая и подпевая мимо нот, направилась к подъезду.
Слабо освещенная дверь все приближалась.
Шаг, еще один…
Позади, от тени раскидистого дерева отделились две вытянутые, тощие тени.
И двинулись вслед за девушкой.
Шаг, еще один…
В руке первой тени что-то блеснуло. Острое лезвие карманного ножа.
У второго была пустая пивная бутылка.
Он разбил ее о бордюр.
Софи ничего не слышала. В ушах звучала музыка.
Шаг, еще один…
Кто-то стоял у окна и смотрел вниз, во двор.
Он услышал короткий, пронзительный вскрик, быстро превратившийся в сдавленное мычание.
Несколько мгновений человек все так же смотрел во двор.
Могло бы показаться, что на нем черный костюм с узким воротничком.
Человек закрыл окно и задернул шторы.
Год, два… десятилетие, второе…
Женщина за сорок, бледная, располневшая, лежала, накрывшись давно не стиранным одеялом.
Если приглядеться, можно было различить на ее обрюзгшем лице, изуродованном шрамом, родинку в уголке губ.
Полуседые волосы сбились в нечесаный ком. На ногах, торчащих из-под сбившегося одеяла, – темные пятна пролежней.
Женщина скривила рот в нечленораздельном мычании, будто пытаясь что-то сказать или кого-то позвать.
Пальцы правой руки потянулись к засаленной веревке, на которой висел колокольчик. Эти пальцы – немногое, что двигалось в ее теле и подчинялось ей.
Дотянулась.
Она дергала и дергала веревку, которая то и дело выскальзывала из ее неуклюжих толстых пальцев.
Тишина. Никто не приходил.
Женщина замычала.
Мычание и неровный, гнусавый звон старого колокольчика. Трудно переносимая смесь уродливых звуков.
Ничего. Тишина.
Женщина нахмурилась, поджала губы и тяжело сглотнула.
Вокруг ее вялых, бледных бедер начало расползаться желтое пятно. Мокла и липла к телу ночная рубашка.
Наконец в коридоре послышались шаги, и на пороге появился крупный, одутловатый мужчина. В его опухшем лице смутно различались черты Бернара.
– Чего тебе опять? – невнятно проговорил он, дожевывая бутерброд. Его взгляд упал на желтое пятно. – Ах ты тварь! Опять обоссалась! Лучше б ты сдохла тогда!
Двумя быстрыми шагами Бернар подошел к кровати и наотмашь ударил женщину по лицу. На ее глазах выступили слезы. Она молчала, даже не мычала. Молчание – единственное, что она могла противопоставить ему.
Теперь, когда Бернар оказался так близко, на нее пахнуло перегаром. Он был пьян. Как и всегда.
Женщина отвернула голову.
Мужчина нагнулся над ней. Запах стал еще сильнее. Бернар схватил ее лицо большой, грубой рукой и резким движением повернул к себе.
Женщина только беспомощно дергала плечом парализованной руки, инстинктивно пытаясь защититься.
– Лучше б ты сдохла тогда, мразь, – повторил Бернар, наклонив голову так низко, что почти вдавил свое лицо в ее, подмяв нос. Софи задыхалась. – Как же я тебя ненавижу!
Софи сделала то, что всегда делала – сильно, до боли, зажмурила глаза. Она делала так с того самого дня, когда он из чувства вины женился на ней, потому что врачи сказали, что есть шанс…
Темнота. Темнота. Она желаннее
