Где-то в тундре. Мы же его так и не нашли.
– Уже нашли, –хмуро ответил начальник, поднимаясь на неокрепших ногах и держась за товарища.
– Как это… нашли, - начал было Андрей, но Раевский перебил:
– Он здесь, Андрюша. Или был, во всяком случае. Это ОН меня ударил сзади по голове. Как и Лизу. Ты её видел?
– Видел, – ошарашено ответил Андрей и недоумённо посмотрел на своего старшего друга.
– Тогда слушай меня внимательно и не перебивай. – Сергей Борисович уже стоял на ногах, прислонившись спиной к косяку раскрытой настежь двери. – Это ОН убил Лизу. Я его успел увидеть, когда вошёл в коридор. Он выходил из комнаты отдыха, весь в крови, и, столкнувшись со мной, внезапно ударил по голове чем-то тяжёлым. Я думаю, огнетушителем. Когда я пришёл в себя, вероятно, секунд через двадцать, его уже не было. Схватив этот ключ, – он покрутил его в ладони, – я бросился во двор, но и там его не было.
-- А Бадик? Он что, совсем не гавкал? – Андрей всё ещё не смирился со столь потрясающей мыслью, что их егерь мог быть причастным к убийству девушки.
Да что там убийству…
Как он ВООБЩЕ оказался здесь спустя месяц?
Как он ВООБЩЕ выжил в тундре, проведя в ней более тридцати дней на морозе, один, без еды и подходящей одежды?
– Собаки тоже нет, – прервал его мысли начальник станции.
Андрей вдруг отчётливо вспомнил последний, обрывающийся в центре комнаты след левого унта, и невольно бросил взгляд на обувь профессора, отметив про себя, что тот тоже в унтах, в каких был Коржин, прежде чем исчез.
Но каким образом он мог обрываться в середине комнаты, если до двери допрыгнуть не было никакой возможности?
И самое главное: зачем убивать беззащитную девушку и нападать на начальника станции?
Пока Сергей Борисович в двух словах передавал ему происшедшее, Андрей бережно подхватил его под руки и вывел на открытый морозный воздух, чтобы тот смог отдышаться. При этом геолог не забывал цепким взглядом осматривать территорию двора, перехватив гаечный ключ в свою руку.
– Думаете, он ещё где-то здесь? Спрятался вместе с собакой, когда услышал мой снегоход?
– Не знаю, Андрюша, – выдохнул Раевский. – Помню, что я бросился в столовую, затем к водокачке – кстати, вот ещё одна загадка, о которой кричала мне по рации Лиза. Будто бы она видела какое-то пламя, едва не взорвавшее водокачку. Пламя было круглым, только меньшего размера, нежели мы с тобой видели в тундре. А когда я добрался до радиорелейной установки, потерял сознание, и пришёл в себя, когда ты уже склонился надо мной. Вот так. Вот и вся история. Где сейчас егерь и где собака, я абсолютно не знаю.
Андрей в свою очередь рассказал, как он нашёл мёртвую Лизу и как бросился искать профессора, наткнувшись на него в рубке радиосвязи. Пересекая под руку двор, они добрались до столовой, где и присели отдохнуть, приходя в себя от столь ужасных по своей сути событий.
– Он был весь в лохмотьях, – вспомнил профессор, пока Андрей наливал в рюмку коньяк. После того, как начальник выпил, Андрей налил и себе.
-- Весь заросший, – продолжил Сергей Борисович уже не таким дрожащим голосом. – Тощий, с потрескавшимися губами, и самое главное… – он сделал паузу, - самое главное, Андрей, были его глаза! Жёлтые как у кошки, безумные, алчные и… первобытные.
– Простите?
– Будто бы в них не было никакого разума. Увидев меня, егерь буквально оскалился. Я не шучу. Как зверь, загнанный в капкан. Прыгнув, словно воспарив в воздухе, он пересёк коридор и ударил. Дальше ты знаешь. Но прежде чем погнаться за ним, я ещё успел заглянуть в комнату. Там-то я и увидел нашу девочку, в луже крови. Она была мертва, это было понятно с первого взгляда, и чтобы не терять времени, я бросился за ним, понимая, что ей уже ничем не поможешь.
В этом месте рассказа Андрей ощутил какую-то зыбкую тревогу. Ему показалось, что профессор что-то не договаривает, или, во всяком случае, путается в словах. Но, отнеся это за счёт его потрясения, Андрей не придал тогда значения этим словам.
Как выяснится, именно в этот момент ему как раз и нужно было бы обратить на это внимание.
…Но это выяснится гораздо позже, когда изменить ничего уже будет невозможно.
№ 12.
– Вот и всё, –отставив в сторону рюмку, задумчиво признался профессор. – Больше я ничего не знаю.
Они молча переглянулись, и Андрей отчего-то не поверил своему начальнику. Тут что-то не вязалось. Что-то такое, ещё не совсем осознанное, но теребившее душу. Что-то тревожное, непонятное и не поддающееся логике. Вот он, профессор, сидит перед ним, уставший, сморщившийся от боли, скорбящий по убитой девушке, но…
Так ли это? Уж больно рассказ нескладный у него получается.
Андрей встал и подошёл к кухонному столу, выбирая увесистый тесак, которым они разделывали оленину. Какое-никакое, а всё же оружие.
– Этот псих, вероятно, хотел прикончить заодно и меня, – тем временем продолжал Раевский. – но помешал ты со своим снегоходом, который он услышал ещё издалека. Когда убегал со станции, он прихватил и Бадильона. А вот куда – одному Богу известно, – сокрушённо вздохнул он. – Я не фанатик религии, ты знаешь, однако некая мистика тут определённо присутствует. Как телекинез какой-то. Сам посуди: тот большой «пузырь» в карьере и этот малый шар, о котором кричала в рацию Лиза, возможно, связаны между собой каким-то непонятным нам образом. Ты видел водокачку? Что скажешь?
– Опалённая со всех сторон как при мощном взрыве.
– Во-от! – протянул Раевский, подняв палец вверх. – Я думаю, это был он. Как некий сгусток шаровой молнии. И принёс он с собой Коржина. Внутри.
– Где?
– Внутри себя, я полагаю. Появился, взорвался в нашей непривычной для него атмосфере и, высвободив егеря, дематериализовался, взорвавшись. Прыжок Коржина через комнату и весь коридор, Андрюша, был вовсе и не прыжком по своей сути, а неким перемещением – мгновенным, стремительным, сквозь пространство – внутри «малого» шара, как мы его будем называть. Свихнувшийся маньяк, пробывший месяц неизвестно где и вернувшийся зачем-то
