ищет в своей душе нравственное оправдание, разрешение и благословение гуманной совести. Встать «над всем муравейником», преступить, но при этом не преступая «вопросы гражданина и человека», пролить кровь, но «кровь по совести».
Читая стихи Некрасова, мы видели, что нерв его поэзии — несговорчивая, неуемная совесть. И когда лира поэта издавала всего лишь неверный звук, он публично каялся. Роман Достоевского о человеке, пытающемся уговорить, усыпить свою совесть, человеке, не раскаявшемся даже тогда, когда он совершил преступление («Преступление? Какое преступление?»). Но, изображая такого героя, Достоевский утверждает неразрывность подлинной человечности и истинной совестливости.
Человек не может не быть свободным, нельзя отнимать у него великое право — право быть человеком и жить по-человечески — в этом у писателя нет сомнений. Но его пугает опасность своеволия и вседозволенности. С одной стороны, человек, которому уже некуда больше пойти. С другой — настоящий властелин, кому все разрешается. Некуда или все — такова трагическая альтернатива романа. Страшно, когда человеку некуда пойти, и страшно, когда он может пойти, куда только захочет. Ужасно, когда человеку ничего не позволено, но ужасно и когда все дозволено. Ибо вседозволенность неминуемо приведет к аморализму и распаду всех человеческих связей. И нам близки идеи писателя, утверждавшего, что право быть человеком несовместимо с правом встать над людьми, что свобода не во вседозволенности, что есть предел нравственно возможного.
Роман убеждает читателя, насколько бесчеловечно осуществление своих притязаний за счет других людей, противопоставление своего счастья — всеобщему счастью. Бесчеловечно, потому что за преступление Раскольникова расплачиваются другие. Бесчеловечно, потому что преступление ведет к разрушению личности самого преступающего.
Нравственные уроки эти важны и для нашей жизни. В этом, в частности, легко убедиться, обратившись к произведениям современной литературы.
Закончив изучение романа Достоевского, мы обратились к повести Василя Быкова «Сотников».
Говоря о Рыбаке, прослеживая шаг за шагом, как приходит он к предательству, девятиклассники особо выделили то обстоятельство, что Рыбак, по натуре своей не подлец, стремясь сохранить свою жизнь любой ценой, все время пытается обмануть себя, успокоить свою совесть.
«Попав в плен, Рыбак уже не думал ни о Сотникове, ни о женщине, которая их укрыла, а только о спасении своей жизни любыми путями. Он начинает выкручиваться перед следователем, хочет даже во всем обвинить старосту. У Рыбака возникает страшная, нечеловеческая мысль, что хорошо бы, если бы Сотников умер, тогда ему одному легче было бы выкрутиться. Рыбак старается остаться в живых, думая, что он уже потом отомстит и за Сотникова, и за Демчиху. Когда он соглашается стать полицаем, то этим старается оправдать себя, он сам себя обманывает».
«На допросе ему кажется, что он хитрит, обманывает Портнова. Но на самом деле он обманывает себя. Рыбак говорит следователю сведения об отряде, считая, что в данный момент это все второстепенно: потом он все искупит, за все отплатит врагу. Но один шаг за другим, и он становится на путь предательства, в то же время оправдывая себя».
«Рыбак цепляется за жизнь любыми способами. Лишь бы жить! Чтобы сохранить свою свободу, он жертвует другими, идет на подлость, успокаивая себя тем, что он будет «хорошим» полицаем, что он «ничего плохого он себе не позволит». «Разве он враг своим?» — рассуждает Рыбак, тем самым обманывая себя».
«В повести не раз упоминается о машине фашизма. Идя на предательство, Рыбак думал: «Может, куда разумнее будет подобраться со стороны и сунуть ей меж колес какую-нибудь рогатину. Пусть напорется да забуксует, дав тем возможность потихоньку смыться к своим». Сотников спорит с ним: «Или ты будешь служить ей, или она тебя сотрет в порошок». И случилось так, как говорил Сотников».
Мне представляется оправданием то выражение, которое, перефразируя Достоевского, употребила одна из учениц: «Рыбак разрешил себе «предательство по совести», считая, что предает тех, кто остался в отряде, ради борьбы, ради дела, а на самом деле ради себя, ради того, чтобы существовать».
Быков показывает беспощадность логики преступления, предательства: именно он, Рыбак, должен будет повесить Сотникова, пусть даже, как об этом потом напишет сам автор в одной из статей, «не желая того, — переживая».
В итоге даже сам Рыбак увидит все, как оно есть: «возврата к прежнему теперь уже не было — он погибал всерьез, насовсем и самым неожиданным образом», «Теперь он всем и повсюду враг. И, видно, самому себе тоже».
И первопричину этого падения четко определяет Сотников: «Рыбак был неплохим партизаном, наверное, считался опытным старшиной в армии, но как человек и гражданин, безусловно, недобрал чего-то. Впрочем, он решил выжить любой ценой — в этом все дело».
Сам же Сотников сумел до конца остаться человеком и гражданином.
«Сотников в первую очередь думает о других: «И он напряженно думал, придавленный тяжестью вины, лежавшей на нем двойным грузом, — и за Рыбака, и за Демчиху. Сотников не ищет никакой лазейки, не хочет идти ни на какую сделку со своей совестью. «Сволочи!» — единственное, что он может сказать следователю. Старосту, которого хотел убить, Сотников встречает в тюрьме. Он будет повешен за то, что ничего не сообщил о Рыбаке и Сотникове. И Сотников, полуживой, за несколько часов до смерти, страдает из-за того, что чуть не убил честного человека».
«Сотников, как только попал в плен, понял, что ему отсюда уже не выбраться. И он хочет сделать что-либо для людей: спасти их, если удастся, приняв всю вину на себя, и сделать свою смерть не бесполезной. И «если что-либо еще и заботило его в жизни, так это последние его обязанности по отношению к людям, волею судьбы или случая оказавшимся теперь рядом. Он понял, что не вправе погибнуть прежде, чем определит свои с ними отношения, ибо эти отношения, видно, станут последним проявлением его «я» перед тем, как оно навсегда исчезнет».
И один из источников его духовной стойкости, считают девятиклассники, в его правдивости перед самим собой, нравственной беспощадности к самому себе.
«То, что он заранее готовился к самому худшему, не тешил себя иллюзиями, не надеялся на спасение, тоже помогло ему, поэтому приговор не явился для него таким ударом, как для Рыбака».
«В детстве у него был случай, когда он взял отцовский маузер, который ему строго запрещали брать. Его попросила мать, чтобы он рассказал все отцу. Отцу он рассказал, умолчав о том, что его попросила сделать это мать. Потом мальчик мучился тем, что не сказал отцу всю правду. «Это был урок на всю жизнь. И он ни разу больше не солгал ни отцу,