своем письменном столе. Главнокомандующий сухопутными войсками не хотел стоять во главе «мятежа» против Гитлера, как он объяснил фон Леебу. Гальдер сказал, что тогда нужно отказаться от планов переворота.
От этого убеждения начальника генерального штаба уже невозможно было отговорить. Он отклонил предложение своего сотрудника Гроскурта еще раз подключить Бека, Герделера и Шахта. Вместо этого он заявил, что если в абвере хотят провести покушение на Гитлера, то акцией должен руководить сам адмирал Канарис. Оппозиционная группа вокруг Остера и Канариса в абвере, однако, не видела никакой возможности брать на себя ответственность за государственный переворот без отдающего приказы верховного командования сухопутных войск. В конечном счете Гальдер своей готовностью все-таки принять приказ Гитлера о наступлении «практически лишил почвы» любой последующий план свержения Гитлера. Позже он неоднократно объяснял, что так или иначе рассматривал покушение на Гитлера «только как нежелательное вынужденное решение» и сам для себя исключал его.
5 ноября 1939 года следует рассматривать как поворотный момент в планировании государственного переворота осенью и зимой 1939–1940 гг. После этого дня позиция Гальдера определялась не только «растущим сомнением в действенности и активности военной оппозиционной группы и подавленностью» и разочарованием, но ему также не хватало серьезной решимости и готовности к действию. Состоявшиеся параллельно с многочисленными отсрочками запади ого наступления до весны 1940 года попытки все-таки склонить начальника генерального штаба к акции переворота оказались в конечном счете напрасным «эпилогом», попыткой снова активизировать то, от чего уже отреклись.
В результате этого застоя в различных кругах сопротивления начались взаимные упреки и разногласия в оценке дальнейших шансов и перспектив на успех прямой акции сопротивления Гитлеру. Гроскурт, как и Остер, один из ярых противников Гитлера, с горечью писал в своем дневнике, что «эти нерешительные руководители вызывают отвращение». В последующее время Вицлебену также не удалось убедить начальника генерального штаба в необходимости государственного переворота против Гитлера. Гальдер и Штюльпнагель, наоборот, предупреждали, чтобы Остер и Бек не привлекали к себе внимания и по возможности не подвергали себя опасности; между тем гестапо и СС появились на арене в результате неудавшегося покушения на Гитлера, подготовленного без участия военной оппозиции. Они проводили усиленный сыск по всей стране. Без позитивного результата прошла встреча Гальдера со статс-секретарем фон Вайцзеккером, который информировал начальника генерального штаба об изолированном политическом положении рейха.
В своей докладной записке от 20 ноября 1939 года Бек настойчиво объяснял, что речь идет о том, чтобы «чем быстрее, тем лучше ликвидировать изначально бесперспективную мировую войну».
Но в конце 1939 года Гальдер и Браухич, несомненно, не дошли еще до понимания этого. Как раз 23 ноября 1939 года оба слушали впечатляющую, почти двухчасовую речь Гитлера перед примерно 180–200 генералами и высшими офицерами, где он лестно отзывался о боевой силе военно-воздушных и военно-морских сил. При этом диктатор упрекал верховное командование сухопутных войск: «Я не выношу, когда говорят, что армия не в порядке. Все находится в руках военных руководителей. С немецким солдатом я могу делать все, если им хорошо руководят… Если, как в 1914 году, нервные срывы были у главнокомандующих, то что можно требовать от простого мушкетера». В заключение Гитлер подчеркнул, что он безжалостно растопчет каждого, «кто не подчинится этой воле к победе». Вечером он еще раз вызвал Браухича и Гальдера к себе. Обоих он резко упрекал и снова угрожал уничтожить «дух Цоссена». В заключительном разговоре с Гитлером с глазу на глаз Браухич попросил об отставке, но тот отказал ему. Начальник генерального штаба и главнокомандующий сконцентрировали после этого свою работу в чисто служебной сфере, поскольку надо было форсировать оперативное планирование похода на запад так, чтобы 27 декабря в Цоссенской ставке можно было бы провести соответствующие учения.
Генералу Томасу, который вскоре после этого еще раз по поручению Герделера, Бека, Остера и прусского министра финансов Попица призвал к предотвращению расширения войны, в крайнем случае даже прибегнув к аресту Гитлера, Гальдер заявил, что Браухича «нельзя склонить» к такой акции. Он констатировал, что германские сухопутные войска не пойдут на переворот. К тому же нет признанной личности, которую можно было бы представить народу вместо Гитлера. Помимо этого, борьба Англии направлена не только против нацистов, но и против всего немецкого народа. Нечто подобное Гальдер высказал также Гроскурту: «Невозможно терпеть, чтобы Германия длительное время оставалась для Англии народом илотов». Далее фон Штюльпнагель и начальник штаба при генерал-квартирмейстере полковник Вагнер уговаривали начальника генерального штаба провести акцию без Браухича. Гальдер четко объяснил Томасу, что он не может допустить, чтобы высшее военное командование сухопутных войск в военное время «раскололось на две части». Как свидетельствовал Хассель, адмирал Канарис в конце ноября пришел к неутешительному выводу, что «нет больше смысла и дальше делать попытки в этом направлении».
Наряду с борьбой главного командования сухопутных войск против планируемого Гитлером наступления на западе и нарушения нейтралитета ставшие известными с ноября 1939 года преступления СС, СД и частей боевого использования в оккупированной Польше подготовили почву для критики режима национал-социалистов. Убийства проводились под прикрытием военного управления сухопутных войск, однако главное командование сухопутных войск не могло под свою ответственность прекратить их. Возмущенные Гроскурт и фон Вагнер подробно информировали Гальдера, чтобы он знал, что там происходит. Отдельные командующие войсками — как генералы Бласковиц, Пецель и Улекс — в многочисленных докладных записках заклеймили «зверские действия полиции безопасности» и требовали их прекращения.
Однако Браухич лишил почвы эти протесты, проявив в приказе от 7 февраля 1940 года о «Сухопутных войсках и СС» понимание к якобы «необходимому и назначенному фюрером решению народно-политических задач, которые неизбежно должны привести к необычным, жестким мерам по отношению к польскому населению». Приказ Браухича лишил заговорщиков вокруг Остера и Гроскурта возможности посредством неофициального оглашения преступлений СС создать принципиальную, политически и морально мотивированную позицию сопротивления в крупном масштабе. Однако открытым остается вопрос, почему Гальдер при планировании государственного переворота не опирался на ставшую известной в отдельных штабах Польши оппозицию, выступающую против преступной расовой политики Гитлера. Можно предположить, что его позиция сопротивления в октябре — ноябре 1939 года в первую очередь основывалась на ведомственно-специфической, профессионально-военной критике и в меньшей степени на политически-моральном возмущении, так что в отличие от Остера и Гроскурта он не испытывал отвращения к преступлениям, вытекающим из национал-социалистской идеологии, и не воспринимал их как импульс для военного переворота.
Поэтому симптоматично для состояния военной оппозиции после ноября 1939 года протекал связанный с большими надеждами разговор между Беком и Гальдером 16 января 1940 года, который разочаровал сопротивление. Гальдер дал понять, что он
