блестящим битвам и победам да протяжении нескольких сотен лет с трепетом донимал мир. Будет флот!
- Будет? - встрепенулись мальчики. Кукель кивнул.
- Будет!… Вы слышали когда-нибудь миф о Фениксе, возрождающемся из огня? А такого огня, как эта революция, еще не бывало. Он все очистит, все обновит, все закалит. Верьте этому, ребята, если хотите быть моряками, если хотите служить флоту, служить России…;
- Хотим, - прошептал Найденов. - Будем служить России, флоту и революции… так, как велит Ленин.
- Да, именно так, - сказал Кукель. - Иначе теперь нельзя. В его приказах сила и «правда, в это верю и я. Иначе я не сделал бы того, что было мне труднее всего в жизни… Живите, ребятки будьте моряками!
- Я буду летчиком, - решительно проговорил Найденов, - морским летчиком.
- А я в моряки, - мечтательно произнес Житков.
- Самолет и корабль будут когда-нибудь братьями, боевыми друзьями, достойными друг друга, - сказал Кукель. - Значит, и дружить вам до победы. Великая вещь-дружба, мальчика Пуще зеницы ока берегите дружбу.
Вечерняя заря гасла за кормою, Солнце садилось стремительно. Едва успев коснуться своим распухшим шаром вздыбившейся воды, оно через несколько минут окрашивало уже только клотики мачт убегавшего от него миноносца.
Палуба тонула в полумраке. Скоро на востоке стали вырисовываться темные силуэты Кавказского хребта, последнего прибежища моряков погибшей эскадры. На палубе стало тихо. Оборвалось пение, смолкли разговоры. Люди прильнули к поручням, впиваясь взглядами в силуэты тор. Они надвигались на судно из темноты, таинственные, огромные… Каждый хотел увидеть в них свою судьбу - судьбу моряка, лишенного самого дорогого, самого милого, что было у него в жизни, - родного корабля.
В томительной тишине пробили склянки… Три… Четыре…
С невидимого в темноте мостика раздался негромкий, глухой голос командира:
- Товарищи моряки! - Кукелъ помолчал, давай время утихнуть шороху ног на палубе. - Товарищи черноморцы! Мы с вами исполнили самый трудный, самый тяжкий долг, какой может выпасть на долю моряка: мы уничтожили корабли родной эскадры. Другого выхода не было… Мы потопили свои корабли… - Голос Кукеля дрогнул. - Мы сделали это не только потому, что не хотели отдавать суда в руки наших заклятых врагов. Мы отважились на это еще и потому, что верим, - верим всем сердцем русских людей, - что гибель наших боевых кораблей не означает конца нашего славного, победоносного флота, заложенного царем н плотником и флотоводцем. Этот флот пронес свой победный флаг через пламя сотен битв, над водами всех океанов и никогда не спускал его перед лицом врага, как не спустили его сегодня и мы с вами… Теперь мы у цели. У нашей последней цели, друзья. Жертва должна быть принесена до конца. Одна наша «Керчь» бессильна что-либо сделать на Черном море. Выполняя свой долг до конца, мы должны уничтожить и наш славный корабль. Это трудно, очень трудно. Но, моряки мы или нет? - Голос зазвенел гневом. - Неужели у нас не хватило бы сил принести и еще более тяжкие жертвы, если бы того требовала от нас страна, наша великая родина-мать? Она так хочет, она приказывает нам это устами Ленина. И… да будет так! Я прочту вам депешу, которую передаю сейчас на беспроволочный аппарат: «Всем, всем, всем! Погиб, уничтожив часть судов Черноморского флота, которые «предпочли гибель позорной сдаче Германии. Эскадренный миноносец «Керчь».
Наступила гробовая тишина. Вдруг внизу, среди сгрудившихся на палубе моряков, послышалось рыдание. Чей-то голос глухо произнес:
- Погиб Черноморский флот…
Перебивая его, раздался громкий голос командира: - Да здравствует Черноморский флот! Грозное в своей сдержанности «ура» прокатилось по миноносцу и стихло.
В тишину опять упал голос командира:
- Сигнальщик, поднять сигнал: «Погибаю, но не сдаюсь».
В темноте зашелестели невидимые флаги, поднимаясь к рее. - Боцман, приготовить шлюпки к спуску! - Есть приготовить шлюпки к спуску - Травить пар, гасить топкий
- Есть травить пар, гасить топки.
- Открыть иллюминаторы и клинкеты. Приготовиться к открытию кингстонов. Проверить подрывные патроны!
- Есть открыть… Есть приготовить… Есть проверить… - четко доносилось с разных концов палубы.
Топот, шарканье ног.
Короткие команды вполголоса. Лаконические ответы. Скрип боканцев. Взвизгнули блоки талей. Плеснули о воду шлюпки. Стукнули в уключинах весла…
Один за другим отвалили от «Керчи» катеры и баркасы с людьми. Они отвозили на берег моряков и возвращались за новыми. Когда на корабле остались только командир и несколько человек, необходимых для открытия кингстонов и поджигания бикфордовых «шнуров, Кукель молча в последний раз обошел миноносец. Он спустился в машину, прошел по кубрикам. Остановился на минуту в артиллерийском погребе, любовно тронул вытянувшиеся темные тела торпед. Быстро оглянулся - никого вокруг; он один в полутьме погреба. Торопливо вынул носовой платок и сделал вид, будто сморкается, - все-таки боялся: а вдруг кто-нибудь увидит его минутную слабость? Усталым шагом, словно через силу двигая ногами, вышел по гулкому трапу на палубу.
- В шлюпку, Друзья, - тихо сказал он, словно боясь нарушить покой умирающего корабля. - Боцман, поджечь шнуры!
Боцман сделал шаг к трату, остановился, сдернул с головы фуражку и торопливо, словно стыдясь кого-то, прильнул губами к шершавому железу пиллерса. Слышно было, как звякнуло о металл серебро его дудки.
- Не могу, как хотите, не могу… - сказал он, ни на кого не глядя.
Кукель молча взял из рук боцмана коробок, чиркнул спичку и решительно поднес огонь к, бикфордову шнуру. Синее пламя зашипело, побежало по палубе. В воздухе запахло порохом. Все молча спустились в командирский вельбот.
Через полчаса, ровно в час тридцать минут 19 июня, эскадренный миноносец «Керчь» перестал существовать. Он пошел ко дну на тридцатиметровой глубине против мыса Кадош, у Туапсе. Моряки стояли на берегу, пока волны не сомкнулись над их кораблем. Тогда они стали медленно расходиться. Одним путь лежал на юг - тем, кому мерещилось тепло, отдых, беспечная жизнь. Другие, те, кому опостылела война, кому хотелось отдыха и привычной трудовой жизни в деревне, решили пробираться в «Россию» - по домам, к родным избам, к женам, к семьям. Третьи тут же на месте собирались в отряд, чтобы начать партизанить в тылу белых армий.
Особняком сидела группа матросов вокруг боцмана Никитича, рассказывавшего о том, что на Волге идет война с адмиралом Колчаком за свободу, за революцию, за хлеб. И руководит сейчас этой борьбой из города Царицына самый верный, самый близкий Ленину человек - Сталин. Вот к этому-то человеку и надо итти всем, кто хочет сражаться за революцию, Россию, флот.
В этой группе, внимательно слушая
