ой еси, два брателка названые!
Оставайтесь-ко здесь вы по-за́ городу,
Я поеду к королю ко ляховинскому:
Он добром-де дас<т>, дак я добром возьму,
А добром-де не даст, дак мы лихом возьмём!
205. Уш я свисну свисток вам погро́мьце же, —
Вы секите тотаровей поганыех,
Вы со старого секите до малого, —
Не оставлейте тотарину на семена!»
А поехал Дунаюшко к королю ляховинскому.
210. А он доехал до грыдьни королефское —
А оставляёт коня не приказана,
Не приказана коня, не привязана.
А пошол-де Дунаюшко на красно крыльцо
И заходил во грыдьню королефскую.
215. Он ступаёт во грыдьню ногой правою,
Он крест-от кладёт по-писаному,
Он поклон-от ведёт по-учоному:
«Уш ты здрастуй, король ляховинское!»
Говорыт тут король таковы слова:
220. «Уш ты здрастуй, Дунай сын Ивановиць!
Ишше жить ты пришол ко мне по-старому,
А и служыть ты пришол ко мне по-старому?»
Говорит-то Дунаюшко сын Ивановичь:
«А не жить к тебе пришол, не служыть пришол;
225. А приехал за Праксе́ей-королевисьней —
А за нашого князя за Владимера!
Ты добром-де даш, — дак мы добром возьмём;
А добром ты не даш, — дак мы лихом возьмём,
Ишше силой возьмём мы богатырьское,
230. А грозою увезём мы княжоневское».
Говорыт тут король ляховинское:
«Я не дам вам дочери Апраксеи
И за вашего князя за Владимера,
За того же за конюха последнего!»
235. Тут выходит Дунаюшко на красно крыльцо —
А ишше свиснул Дунаюшко покрепьце же.
А услыхали два братилка названые
А заежжали во город во Ляхоф же:
Они секли-рубили тотаровей,
240. И со старого секли до малого.
А стало жалко королю ляховинскому,
А он пошол-де-ка к дочери Апраксеи:
«А уш ты скоро срежайсе, скоре того[12]
Умывайсе водой свежо́ ключа́вое!»
245. Тут заплакала Апраксея-каралевисьна;
Она скоро сряжалась, скоре того
Умывалась водой свежо ключа́вое,
Утиралась полотенцом полотненым.
А садил-де Дунаюшко он к себе на коня.
250. Они тут с королём роспростилисе
А поехали из города из Ляхова.
Они здраво-де едут поля чистыя
А наехали на ископыть лошадинную.
А на ископыти потпись была потписана,
255. А потписано было со югрозою:[13]
«А хто ззади поедёт, — дак жывому не быть!»
А загорело у Дунаюшка ретиво серцо,
А закипела во Дунае кровь горячая,
Росходилисе его могучи плечя.
260. А говорыт он своим брателкам названыем:
«Вы везите-ко Опраксею-королевисьню,
Ишше здайте-ко князю Владимеру!»
Посадили к Добрынюшку Микитицу,
А поехали братья они ф красен Киев-град.
265. А поехал Дунаюшко по ископыти —
Он завидял во поле поленицю.
А увидала полениця Дуная, —
А натегивала она тугой лук,
А-й клала-де стрелочьку каленую:
270. Она стрелила в Дуная сына Ивановичя —
А попала Дунаюшку во правой глас.
Тут стреляёт Дунаюшко Ивановиць —
Он вышып поленицу ис седёлышка.
А подъежжал он к поленицы приудалое,
275. Слезывал-де Дунаюшко со добра коня,
А он признал Настасию-королевисьню.
Он брал ей за белые руки,
Становил он на резвые ноги,
Он и сам говорил таковы слова:
280. «Уш мы были во городи у вас во Ляхови,
Уш были у короля у твое́го батюшка —
Увезли сёстру-королевисьню
А за нашего князя за Владимера!»
А говорыт Настаси́я-королевисьня:
285. «А была бы я дома у батюшка —
А не дала бы сёстры вам королевисьны!»
А говорыт тут Дунаюшко сын Ивановиць:
«Уш ты ой еси, Настасья-королевисьна!
Мы поедём с тобой ф красен Киев-град
290. А и ко нашему князю ко Владимеру!»
А-й на это Настасья согласиласе,
А садились они на добрых коней,
А поехали они ф красен Киев-грат.
Приежжали они ф красен Киев-грат, —
295. А у князя Владимера почесьён пир,
А почесьён пир-де нонь свадебной.
А захо́дил Дунаюшко на почесьён пир.
Он с той же Настасьей-королевисьней.
Да и тут-то Дунаюшко он подвыпил же
300. Он с той же Настасьей-королевисьней.
Говорыт та Настасья таковы слова:
«А я не много жыла — я много видяла:
А стары-то казак тибе сильне́ будёт,
А стрелять-то тебя́ я гора́зне буду́!»
305. Ишше это Дунаюшку не пондравилось:
А говорыл тут Дунаюшко таковы слова:
«Уш ты ой еси, Настасья-королевисьня! —
А и поедём-ко мы с тобой во чисто полё,
А поправдаимсе мы с тобой по меточькам!»
310. Как садилисе с Настасьей на добрых коней,
И поехали они во чисто полё.
И кладёт же Дунаюшко он злаче́н перстень,
Кладёт же Дунаюшко на буйну главу.
А как стрелила Настасья-королевисьня, —
315. А разлетелса злачен перстень он надвоё.
Как кладёт же Настасья перстень к себе на главу.
Тут стреляет Дунаюшко сьш Ивановиць:
А он первой рас стре́лил — перестрелил;
А он фторой рас стрелил — не дострелил;
320. А он третий рас — прямо метит во белы груди.
Тут змолиласе Настасья-королевисьня:
«Уш ты тихие Дунай сын Ивановиць!
Ты прости меня бабу глупую:
Ишше женьски-ти волосы долги же,
325. А и ум-то у женьшшины короткой же,
Ишше есь у мня в утробы младень же
И засеян тобой же!»
Ишше этому Дунаюшко не поваровал:
Он стрелил прямо во белы груди
330. И застрелил Настасию-королевисьню.
Тут и падала Настасья на сыру землю.
Вынимал же Дунаюшко цинжалой нош,
Он порол-де у Настасьи белы груди,
Он вынял из утроба младеня.
335. На лобу-то у младеня потпись потписана:
«Ишше сильней могучей был богатырь».
А ишше это Дунаюшку веть жалко стало;
Оворацивал копьё он вострым коньцём,
А и сам на копьё закололса же.
340. Говорыл-де Дунай таковы слова:
«Протеки от меня тихие Дунай-река,
342. От жоны от
