Все ждали, что я скажу.
Среди своих парней я экстраверт. Я стараюсь озвучивать свои мысли и вообще быть предельно прозрачными, как сырая креветка. Я никогда с ними не играю и старюсь, чтобы они никогда не заподозрили во мне интригана или заговорщика. Под пули спокойно идти можно только в том случае, если бойцы доверяют тебе, как самим себе.
Поэтому я начал размышлять вслух:
– Мы ничего с собой не взяли – таков был замысел руководителей операции. Нам придали Фролова, у которого оказались маячки и, насколько я понимаю, этим не ограничивается список взятых им с собой предметов.
– Да, – не открывая глаз, согласился Остап. – Карманы его жилетки трещали. Там всякого барахла много.
– Ситуация может идти по двум вариантам. Первый: Фролов делает именно то, что было определено руководством. Игра с маячками была придумана заранее.
– Времени жалко, – отозвался Удалой. – Сколько полезного можно было сделать, пока мы брели на маячок и пока здесь сидим.
– Вариант второй, – продолжал я, кивком соглашаясь с логикой Удалого. – Ситуация радикально изменилась, в результате чего Фролов не смог встретить нас здесь, но сумел закрепить маячок на скале.
– Я больше склоняюсь ко второму варианту, – сказал Остап.
– Я тоже, – согласился я. – Оставив маячок включенным на возвышении, он хотел привести нас на это место. Мы пришли. Больше никаких знаков мы не нашли.
– Хоть бы кровью на стене что-нибудь написал, – проворчал Смола.
В целях безопасности мы не стали разжигать костер и тупо сидели под прикрытием скалы, прислушиваясь к завываниям ветра. Первый раз за всю свою службу в ВДВ я оказался в столь неблагодарной роли. Я был не просто полностью зависим от незнакомого мне начальника в лице Фролова. Я был лишен права на инициативу, на принятие решения. У меня не было ни оружия, ни информации. А без этих двух составляющих боевое подразделение функционировать не может. Мы были как пионеры, которых потеряла пионервожатая.
Светало медленно и очень тяжело, как в зимнее туманное утро. Ветер несколько успокоился, но пыль все еще висела в воздухе, и солнечные лучи безнадежно увязали в ее толще. Мы начинали различать призрачные очертания валунов, песчаные заносы и каменистые осыпи. Неуютное местечко!
Пока мои бойцы еще продолжали дремать, я вскарабкался на вершину скалы и оттуда осмотрелся. Горизонт был весь затянут пылью, и я ничего особенного не разглядел, кроме унылых пустынных холмов. Западнее, километрах в трех от нас, едва различались серо-желтые дувалы кишлака. И ничего больше. И что нам теперь делать дальше? Сколько ждать? И, главное, чего ждать? Скоро взойдет солнце, и начнется нестерпимая жара. У нас ни воды, ни еды.
Я уже собрался спуститься вниз, как вдруг увидел совсем недалеко от нас расстеленный на земле и прижатый камнями парашют. Свои мы спрятали там, где приземлились. Это мог быть парашют только Фролова!
– Вот и новый знак, – сказал я.
– Если под парашютом мы сейчас найдем спящего Фролова… – с нескрываемой угрозой произнес Смола. – Клянусь своим стволом, я из него бешбармак сделаю.
– Как бы он не оказался спящим вечным сном, – мрачно добавил Остап.
Мы поспешили к находке, которая ходила волнами под порывами ветра. Остап оглядывался и хмурился. Удалой смотрел на обрезанные фалы, похожие на змеиный выводок, и удивленно кривил рот.
Смола первым приблизился к парашюту, присел возле него и откинул край. Я был еще на расстоянии нескольких десятков шагов, и мне показалось, что под парашютом, в самом деле, лежит человек в песчаном костюме.
Смола выпрямился, осмотрелся вокруг и повернулся ко мне.
– Я не могу понять, какого хера он не закрепил маячок здесь? Мы бы нашли все это еще ночью.
Под парашютом, в неглубокой выемке, лежали песчаного цвета рюкзаки, четыре пары новеньких высоких ботинок на шнуровке, каски и винтовки.
Удалой первым выбрал себе снайперскую винтовку «M21», передернул затвор, приник к оптическому прицелу и посмотрел сквозь него по сторонам.
– Я с детства люблю подарки, – сказал он. – Особенно американские. Вот такой я непатриот.
Мы начали распаковывать рюкзаки. В них оказались комплекты песчаного камуфляжного обмундирования.
– Этот мне будет маловат, – взглянув на бирку с размером, сказал Остап и кинул комплект Смоле. – В натовской форме еще не щеголял, красавец?
Смола рассматривал штурмовую винтовку с сошками и длинной дульной муфтой и играл желваками.
– С этой штукой мне сразу стало как-то веселее жить, – признался он, убедившись, что магазин под завязку набит патронами. – А где же голубчик Фролов?
– А это тебе персонально, командир, – сказал Остап, кидая мне рюкзак с биркой «Commander».
Мы вытряхивали содержимое рюкзаков и примеряли обновку. Я обратил внимание, что наши размеры подобраны очень точно. Во всяком случае, ботинки, которые я надел, сидели на мне как родные.
Кроме формы, в рюкзаках моих бойцов не было больше ничего. В предназначенном мне рюкзаке я нашел еще старый запыленный смартфон и пару плоских аккумуляторов к нему. Осмотрел его со всех сторон, включил. Едва аппарат нашел сеть, из динамика хрипло зазвучала старая фронтовая песня «Катюша». Остап даже рот раскрыл, а Удалой изобразил что-то вроде танца, притопнул, хлопнул себя по голенищам ботинок и широко расставил руки в стороны.
Я поднес трубку к уху и услышал:
– Майор, ждите SMS, а затем переведите смартфон в режим навигатора и забейте полученные координаты. Следуйте до указанной точки, затем получите новое целеуказание…
– Вообще-то, сначала надо поздороваться, а затем представиться, – сказал я, но мой абонент уже отключился.
Бойцы продолжали застегиваться и зашнуровываться. Остап успел даже нахлобучить на себя каску. Он положил винтовку себе на плечо и, гримасничая, изобразил широкую улыбку.
– Я похож на американского солдата? – спросил он.
– Ты похож на оплавленную солнцем восковую фигуру «Принц Гарри в Афганистане», – ответил Удалой. – Командир, можно?
Он взял у меня смартфон, стал нажимать на кнопки.
– Номер, разумеется, не определен.
– Скорее всего, это был Фролов, – сказал я, отцепляя от майки маячок и заталкивая его в нагрудный карман новенькой, еще пахнущей складом и краской куртки. – Голос похож. Я не пойму, почему нас ведут к цели вслепую.
– По двадцать патронов на брата, – скептически заметил Смола, отстегивая и снова пристегивая магазин. – Маловато. Но нам, кажется, обещали еще взрывчатку.
– А я бы и от сухпайка не отказался, – добавил Остап.
Мне нечего было на это ответить, как и на многие другие вопросы бойцов, которые наверняка вертелись у них на языке. Смартфон пискнул, на экране замерцал конверт – символ пришедшей SMS.
