Книга Мой Ангел - Амели Хоуп

Вывод — мог, сделал и рад этому.

— О, Господи…ты серьёзно пригрозил ей тем, что придушишь её? Ты больной? — Шепча, тычу указательным пальцем в висок.

— Ревнуешь? — С ухмыляющимся лицом закладывает руки за голову.

Его самоуверенность раздражает по самую глотку. Без своего позёрства никуда не ходит что ли?

— Её к тебе? — Сначала посмотрела на дверь, а затем перевожу свой взгляд на Максима. — Нееет, — протягиваю, как можно длиннее. — Она девочка умная — подозрительных людей стороной обходит.

— Причём тут она?! Меня, Рит, меня, — демонстративно устраняет языком сухость на своих губах. — Ты ревнуешь меня к ней!

Он приобретает настолько самодовольное лицо, что хочется скорее его смыть.

— Глупости не говори. — Надеваю узду на его бурную фантазию, которая слишком заигралась. — И вообще, с чем пожаловал? О своих визитах надо сообщать, вроде бы мы в мире преобладания сотовых телефонов живём, а не почтовых голубей.

— Не пошла бы в обход меня, могли бы сегодня и не пересечься, — металлические нотки играют в его голосе. — Надеюсь, вчерашнее письмо моему юристу от тебя по вопросу расторжения договора было последним, — кладёт на стол копию документа, подтверждающего перечисление денежных средств на банковский счёт фонда, и встаёт со стула, не разрывая со мной зрительного контакта. — Не вынуждай меня, Рит, приходить сюда чаще, чем нам обоим этого хотелось бы. К тому же, из-за глупых выяснений не горю желанием откладывать свою помолвку, — разворачивается и идёт прямо к выходу.

— И ещё, — оборачивается ко мне вновь и от чего-то выдерживает паузу, снимая с лица строгую маску, — если можно, то хотел бы узнать, где похоронена Света. Отцу передам. Уверен, он захочет посетить её, — а затем покидает мой кабинет.

Оставшись в тесном помещении одной, я позволяю себе на несколько секунд прикрыть глаза, умоляя сердце утихнуть. Я так боялась, что его молотящие удары будут слышны за дверью кому-то ещё помимо меня. Рука тянется к нему, ощущая его потребность в тепле и ласке.

Вот тут и нахлынули на меня воспоминания о матери лавиной. И не из-за его упоминания о ней, а просто сейчас она нужна мне. Всего год назад я могла почувствовать нежность маминых рук, заботу в каждом слове, её безусловную ко мне любовь. Она всегда была готова утешить и поддержать в трудные минуты.

За последние совместно прожитые годы, мы очень сильно с ней сблизились. Я увидела в ней то, что так долго отказывалась замечать — страх. Мысли о потери близких людей ничего другого и не вызывают, лишь страх и боль. Я была на её месте. Узнав о смертельном диагнозе матери, другие чувства и эмоции меня редко навещали, когда я пребывала в одиночестве. Она была моим всем.

Слёзы наполняли мои глаза, и я позволила им беспрепятственно потечь. В них не было ни капли горечи, а только одна благодарность за то время, которое мы провели с ней вместе, за уроки жизни и невероятную связь, которая остается со мной даже после её ухода.

— Я по тебе очень сильно скучаю, мам.

Слыша звук открывающихся дверей, мои веки распахиваются.

— Фух, он ушел, — Таша просовывает голову в кабинет. И сразу же выпрямляется, когда примечает маленький водопад слёз. — Марго, с тобой всё в порядке?

— Потом. Я хочу побыть одна. — Видя, как Таша по-прежнему стоит у дверей, я снова к ней обращаюсь. — Пожалуйста.

Двери закрываются. И взяв в руки телефон и пару минут смотрев на поле ввода текста сообщения, я подхожу к окну. В это время Максим уже спустился вниз, и сейчас направляется к машине.

Я быстро набираю сообщение и нажимаю на кнопку «отправить». И продолжаю за ним наблюдать.

Через секунду Максим достаёт из кармана телефон и смотрит в него. И кажись почувствовав за своей спиной наблюдателя, поднимает его верх, кивнув головой в знак благодарности.

Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке и тут же вернулись обратно.

— Помолвка значит…

— Добрый вечер, Риточка! — Видя меня издалека, дядя Гена улыбается и машет рукой. — Давно ты сюда не заглядывала, вся в работе поди?

— Так и есть, дядь Ген. Наконец получилось вырваться пораньше и прийти до тёмной ночи, — выдаю чуждую мне отговорку за свою и неуклонно продолжаю свой путь к нужному мне месту, расположенному около огромного старого дуба.

— У мамы вашей сегодня праздник, вся цветами усеяна. — Я уже довольно далеко ушла, но все эти слова слышу, произнесённые в спину, вдогонку.

И я бы ничего из этого не поняла, если бы через считанные секунды предо мной не предстала уложенная множественными цветами могила матери. Яркими и живыми.

Взгляд молниеносно взметается вверх. Рот плотно прикрывается ладонью, и слезами наполняются глаза. Беззвучные крики глушат вырывающиеся наружу всхлипы. «Мне больше не больно» — ложь, которая перестала лечить. Я устала лгать всем и прежде всего самой себе. Мне не легче от слова совсем, лишь силы потихоньку покидают, и свет угасает в глазах. Ощущаю пустоту и вижу темноту.

Даю волю своим эмоциям. Им необходимо выйти. Там, внутри им становится безумно тесно. Они душат меня изнутри, припирая сердце к стене и безжалостно сдавливая его ещё больнее.

— Жаль, что ты всё это видишь, мам…Твоя девочка не смогла быть сильной.

Вряд ли мне когда-то удастся построить счастье там, где его не может быть. Никогда искусственной неровности не приобрести природной красоты. Она либо есть, либо её нет. Вот и моё счастье вдали от меня.

— Дочка, ты в порядке? — Дядя Гена по родному кладёт руку на моё плечо. Как же он вовремя очутился позади меня. Сейчас почувствовать чьё-то тепло для меня не менее жизненно важно, чем дышать воздухом. И я мягко прижимаюсь к его руке своей влажной щекой, умоляюще прося его остаться.

— Пожалуйста, не заставляйте меня лгать.

Разве может быть человек в порядке тогда, когда в этом мире ему одному придётся жить с горькой правдой, когда его идеальный мир рухнул всего-навсего от пяти несчастных слов, когда до твоего счастья рукой подать, но ты не вправе к нему прикоснуться. Ведь только ты виновница всего, что в этой чёртовой вещице под названием жизнь произошло, и потому лишь тебе с этим жить.

С той безмятежностью, с которой рука дяди Гены покоилась на мне, я медленно сливалась воедино. И моё сердце нашло в этом моменте для себя покой.

Так, молча, в тишине мы вдвоём простояли больше десяти минут. А после убедившись, что