Книга Царь своих гор - Аврам Джеймс Дэвидсон

— Вот же Сатана-в-аду-прикованный, на самом-то деле! О, Благой Крест! Но это же сообщение, которое мы велели тебе отослать. Где ответ?

Тот человек утирает пот с щетинистых щёк, подбородка и огромных вислых усов. — Тама ответа нет, Моё Почтение, — говорит он. — Тот клерк — он трясётся, как заяц и теребонит по маленькой пикалке; и, он говорит… говорит, что снурок лопнул.

— Что-что он говорит?

— Что лопнуло?

— Кака-то ликтрическа проволочна струна, по которой, значит, сообщения проходят, там сказали, — продолжает констебль, явно не поклонник чуда магнитного телеграфа. — Порвалась она.

Потребовалась минута, чтобы уразуметь этот курьёзный образ; затем, почти одновременно, четверо прочих вскричали: — Линия оборвалась!

Констебль кивнул косматой головой. Потом провёл тыльной стороной косматого запястья по губам — жест, явно замеченный и понятый Его Почтением. — Ступай-ка на кухню, — распорядился князь Йохан, — и скажи, чтобы тебе выдали большую чарку из бочонка со вторым сортом. — Человек тут же просиял, отвесил глубокий поклон и немедленно удалился. Как видно, там были бочонки и похуже, наверное, гораздо похуже, чем даже второй сорт. — Что ж, вот и славно, как-вас-там, — сказал князь. — Никакая телеграмма не дойдёт на станцию, где железная дорога пересекается с Государственным Дальним Северным Путём.

Снаружи моросил тихий и мягкий весенний дождик. В комнате четыре человека обдумывали новые обстоятельства. — Это возмутительно, — заметил Эстерхази, — что в стране, где полным-полно древесины, телеграфные провода тянут с ветки на ветку и с куста на куст! Неудивительно, что линия оборвалась… опять. Удивительно, что её вообще восстанавливают. Что ж…

Но фон Штрумпф, всё ещё двигаясь по рельсам своего одноколейного ума, печально промолвил: — Не только хаос. Неизбежна гражданская война. Разве что… разве что… это не измена, просто предположение, но — если не наследник Наследника — тогда кто?

И, действительно — кто.

Минута тишины. Затем: — У королевы Виктории много сыновей, — сказал Штрувельпейтер, словно обсуждая погоду.

На эту тему беседовали нечасто, но, возможно, майор — всё-таки главный секретарь Министерства Иностранных Дел, сумел бы раскусить такой орешек. О Сальвадоре Самуэле, самопровозглашённом «Государе скифов и паннонийцев», сохранилось не так уж много сведений, но знали, что он был женат на Магдалене Стюарт, прозванной «Безумная Мэгги», которая, тем не менее, принадлежала к роду Стюартов (или Стьюартов) и, притом, Британских Стьюартов (или Стюартов): а, вдобавок — к предкам британской королевы, хотя и очень отдалённым. И не единожды не одна голова в Скифии-Паннонии-Трансбалкании подумывала (причём, вовсе не с одним-единственным чувством) о почти бесконечной веренице поднимающихся по Истру кораблей, несущих названия, вроде: Корабль Её Величества «Захватчик», «Трофей», «Повеса», «Хват», «Хапуга» и так далее, и так далее; и, по крайней мере, на одном из них мог бы находиться принц Альфред, принц Артур, принц Леопольд или принц Кто-то-там, со своим зонтом, крикетной битой и короной…

— Австрия и Россия никогда такого не допустят, — объявил фон Штрумпф. — Разве они смогут? — нас же всех заставят пить чай! — воскликнул он.

Но у Эстерхази было на уме кое-что ещё, кроме возможного навязанного употребления Оранж-пеко, лапшанг-сусонга или улуна. — Предлагаю вам, двоим придворным вельможам, поразмыслить, не сумеете ли вы придумать что-то получше; тем временем мы с нашим хозяином удалимся, чтобы вам не мешать.

Они вышли в приёмную, открытые двери которой выходили на необъятной ширины лестницу, — Весьма тактично, — заметил князь Йохан. — Весьма тактично. А теперь, когда мы с тобой остались с глазу на глаз, что ты хочешь предложить? А?

— Вы ведь не очень жаждете присягнуть на верность, — спросил Эстерхази, — какому-нибудь, скажем, королю Алджернону или королю Арчибальду?

Князь уставился на промокший пейзаж. — Нет, не очень, — согласился он. — Не стану упоминать о собственных наследственных претензиях, они имеются у каждой семьи — думаю, этот твой король Алгеброн или король Архибард были бы получше какого-нибудь короля Владимира или короля Отто — король-бревно всегда лучше короля-плахи… но… что?…

Эстерхази коротко махнул туда, где на предгорьях, грядах и склонах Красной Горы росла редкая хилая зелень. — Именно это я и хотел предложить, — отозвался он. — Поскольку Его Младшее Высочество, Коронного Наследника, телеграфированными приказами не удастся удержать от въезда в Австрию по Государственному Дальнему Северному Пути, его следует удержать некоторыми иными средствами; вкратце — ему нельзя позволить покинуть страну, пока его обуревает эта неразумная страсть.

— И, значит?… — Йохан взглянул на Эстерхази.

Эстерхази взглянул на Йохана.

— Мне напомнить Вашему Могуществу древнюю притчу о Магомете и горе? — поинтересовался он.

Они находились снаружи. Их никак нельзя было наблюдать из любой части замка, как, впрочем, и стоя перед самим замком. — Некоторые говорят, что эти горы истёртые и ничуть не изрезанные, — сказал князь Попофф.

— Да, некоторые говорят, — пробормотал Эстерхази.

— Но кое-где они достаточно изрезаны, так что нужно знать горные перевалы, если хочешь перевести армию здесь…

— Действительно.

— Вот, прямо тут… тут… по этим откосам и между теми пиками, как видишь…

— Вижу.

— Вот, где ему надо было бы идти, то есть Старине Рыжему, как видишь.

— Вижу, — пробормотал Эстерхази. Старина Рыжий. Какое замечательное прозвище для императора Священной Римской империи во время Третьего Крестового похода: Старина Рыжий. Это значит (или значило) — Фридрих Барбаросса. Конечно, Барбаросса являлось настоящим его именем не более, чем Старина Рыжий. Или, если на то пошло, Хобсон или Джобсон. Однако, пережиток был любопытный, такой Эстерхази ещё не попадался.

Здесь, среди народа гор, было подходящее место для старинных пережитков; ибо он и сам был весьма старинным пережитком. Действительно, если припомнить другую древнюю легенду, ту, где они босиком гонялись за сернами, от утёса к утёсу, то, по мнению доктора, эти люди и сами уподобились сернам, поселившись там, где никто прочий не жил; а потом, приспособившись, там, где никто прочий не выжил бы. Чванливое, офранцуженное буржуазное дворянство Беллы и Авар-Истра свысока взирало на горцев — поскольку горцы сторонились городов, хотя, если бы им пришлось перебраться туда, они бы выжили… они бы справились… если бы ему пришлось, князь Попофф возил бы туши на Бычий Рынок… и наоборот, если барону Такому-то из Беллы или графу Сякому-то из Авар-Истра, пришлось бы перебраться на Красную Гору, они никак не сумели бы там выжить. Без сомнения, они бы погибли.

— Ну, хватит болтать. За дело, за дело… Думаю, нам не стоит скакать прямо по склону утёса, словно тяжконогие мулы у Гомера. Вот, прямо здесь; — в задних воротах возникла фигура женщины и чуть ли не бегом направилась к ним;