Она приехала из Америки? – спросил он быстро.
– Видимо, она приехала сегодня в полдень из Саутгемптона и остановилась в гостинице. Она заехала ко мне после ланча и просидела больше часа.
Молодой человек слушал с интересом, хотя и не настолько сильным, чтобы от этого пострадала его веселость.
– Так вы думаете, что в этом событии есть и моя доля? Какая же именно?
– Да какая хотите – вы ведь так настаивали, чтобы я с вами поделилась.
В ответ князь посмотрел на нее, сознавая всю нелогичность собственных слов, и миссис Ассингем заметила, что он покраснел. Но говорил он все так же небрежно.
– Ну, это я еще не знал, о чем речь.
– Не думали, что дело настолько плохо?
– По-вашему, дело очень плохо? – спросил молодой человек.
– Я сужу по тому, как это подействовало на вас, – улыбнулась миссис Ассингем.
Он колебался, по-прежнему чуть раскрасневшись, по-прежнему не сводя с нее глаз, все еще не совсем придя в себя.
– Но вы признались, что обеспокоены.
– Да… Просто потому, что я ее совсем не ждала. Я думаю, – сказала миссис Ассингем, – что и Мегги ее не ждала.
Князь задумался; потом как будто обрадовался, что можно наконец сказать нечто абсолютно естественное и правдивое:
– Да, вы правы. Мегги ее не ждала. Но я уверен, – прибавил он, – что Мегги будет очень рада ее видеть.
– Это уж наверняка, – отвечала хозяйка дома с какой-то новой серьезностью.
– Она будет просто в восторге, – продолжал князь. – Мисс Стэнт от вас поехала к ней?
– Она поехала к себе в гостиницу, чтобы перевезти сюда свои вещи. Я не могла допустить, – сказала миссис Ассингем, – чтобы она оставалась одна в гостинице.
– Да, я понимаю.
– Раз уж она приехала, нужно, чтобы она жила у меня.
Князь осмыслил ее слова.
– Так она вот-вот явится сюда?
– Я жду ее с минуты на минуту. Если подождете, вы ее увидите.
– О, очаровательно! – тут же откликнулся князь, но слово это прозвучало так, словно им в последнюю минуту заменили нечто совсем другое. Оно показалось случайным, тогда как князь хотел, чтобы прозвучало твердо. Соответственно, он постарался проявить твердость в своих следующих словах. – Если бы не то, что должно произойти в ближайшие дни, Мегги, конечно, пригласила бы ее к себе.
Собственно говоря, – продолжал он простодушно, – все происходящее как раз дает причину для приглашения, разве нет?
Миссис Ассингем вместо ответа молча смотрела на него, и это, видимо, подействовало сильнее, чем любые слова, поскольку он задал, казалось бы, довольно непоследовательный вопрос:
– Зачем она приехала?
Его собеседница рассмеялась.
– Ну как же, именно за тем, о чем вы сейчас говорили. На вашу свадьбу!
– Мою? – удивился он.
– На свадьбу Мегги – это одно и то же. Приехала на ваше с Мегги великое событие. И потом, – сказала миссис Ассингем, – она ведь так одинока.
– Она назвала это в качестве причины?
– Право, не помню. Она привела столько разных причин. Бедняжка, у нее их предостаточно. Но одну я помню всегда без всяких напоминаний.
– Какую же? – У князя был такой вид, словно он должен бы догадаться, но не может.
– Да просто тот факт, что у нее нет дома – совершенно никакого дома. Она необычайно одинока.
Князь снова осмыслил ее слова.
– А также нету средств к жизни.
– Очень мало. Это-то, впрочем, не причина ей носиться туда-сюда по свету, при нынешних ценах на поезда и отели.
– Совсем наоборот. Но она не любит свою страну.
– Свою, дорогой мой друг? Какая же это «ее» страна! – Притяжательное местоимение, видимо, рассмешило хозяйку дома. – Она поехала туда и тут же вернулась, а там ей особенно нечего делать.
– Ах, сказав «ее», я с тем же успехом мог бы назвать эту страну моей, – светским тоном пояснил князь. – Уверяю вас, я уже чувствую, что этот великий континент в большей или меньшей степени принадлежит мне.
– Ну, это ваша точка зрения и ваше везение. Вам принадлежит – или скоро будет, по сути, принадлежать – весьма немаленькая часть этой страны. А у Шарлотты, по ее словам, нет никакого имущества в этом мире, за исключением двух огромнейших чемоданов – я разрешила ей перевезти сюда только один из них. Она обесценит в ваших глазах ваше богатство, – прибавила миссис Ассингем.
Он думал об этом, он думал обо всем, но воспользовался своим всегдашним выходом из положения – обратить все в шутку.
– Она приехала с коварными планами на мой счет? – И, словно почувствовав, что получилось все-таки чересчур серьезно, попытался заговорить о том, что как можно меньше касалось бы его самого: – Est-elle toujours aussi belle?[8]
Почему-то это казалось самой нейтральной темой в связи с Шарлоттой Стэнт.
Миссис Ассингем откликнулась вполне охотно:
– Она нисколько не изменилась. Вот человек, чья внешность, на мой взгляд, лучше всего воспринимается окружающими. Ею все восхищаются, кроме тех, кому она почему-либо не нравится. Ну и, конечно, ее критикуют.
– Ах, это несправедливо! – сказал князь.
– Критиковать ее? Ну, вот вам и ответ.
– Вот мне и ответ. – Он комически изобразил послушного ученика, успешно прикрыв минутное смущение демонстрацией благодарной покорности. – Я всего-навсего хотел сказать, что лучше, пожалуй, не относиться к мисс Стэнт критически. Когда кого-нибудь критикуешь, стоит только начать… – Он великодушно не закончил фразу.
– Вполне согласна с вами – лучше от этого воздерживаться, пока можно. Но если уж приходится…
– Да? – спросил он, поскольку она замолчала.
– Нужно по крайней мере знать, что у тебя на уме.
– Понимаю. А может быть, – улыбнулся он, – я сам не знаю, что у меня на уме.
– Вот как раз сейчас-то вам бы уж надо это знать. – Но миссис Ассингем не стала больше распространяться об этом, видимо устыдившись собственного тона. – Разумеется, вполне понятно, что она захотела приехать, ведь они с Мегги такие близкие подруги. Она поступила необдуманно, но совершенно бескорыстно.
– Она поступила прекрасно, – сказал князь.
– Я говорю «бескорыстно» в том смысле, что она не посчиталась с расходами. Теперь ей придется, во всяком случае, их подсчитать, – продолжала миссис Ассингем, – но это не имеет значения.
Князь вполне понимал, как мало значения имеют в данном случае подобные вещи.
– Вы о ней позаботитесь.
– Я о ней позабочусь.
– Значит, все в порядке.
– Все в порядке, – сказала миссис Ассингем.
– Так о чем же вы беспокоитесь?
Она вскинулась, но лишь на мгновение.
– Я ни о чем не беспокоюсь – не больше вашего.
Темно-голубые глаза князя были очень красивы и в эту минуту больше всего на свете напоминали высокие окна на фасаде римского дворца работы одного из величайших