кружки. Чифир, которым он питался все это время, уже перестал торкать. Вообще никакой реакции. Только блевотная горечь.
– Выясни, кто куда уезжал в это время. Гулять, трахаться, жениться, хоронить, тетку в больницу класть, всех проясни!
– Так уже, Расписной, уже! У всех чисто!
Но Влад, не слушая, задумчиво тарабанил пальцами по столу. Что-то он сказал сейчас такое, что-то важное…
Поднял глаза на Кудрявого.
– А у Серого тетка в какой больнице лежит?
* * *
Кудрявый, недоверчиво кривясь, смотрел в бинокль на заброшенную деревню.
– Расписной, че-то хуйня какая-то, дома все разваливаются, ни собак, ни кур, даже кошаков нет.
– Смотри туда, – Расписной кивнул в сторону выезда, – деревня заброшенная, а дорога чистая. Здесь в том году ураган был, помнишь? Деревья падали. С той стороны, откуда мы приехали, хер проедешь, если б не хомяк. А с этой будто ездит кто-то. Здесь это. Надо только понять, где.
– Сучара сам покажет, главное, чтоб не успел зайти, а то… – тут Кудрявый опасливо покосился на скрипнувшего зубами Влада.
– Все все помнят? – Расписной, не поворачиваясь, продолжая отслеживать дорогу, говорил тихо, без особых эмоций. И это прекрасно знающего его Кудрявого пробирало морозом по коже. До самых яиц. – Не дай бог, Леха, не дай вам бог…
– Все все помнят, Влад. Все сделаем аккуратно.
– И его живым.
– Да, я понял.
* * *
Лида, услышав шум отдираемых досок, доносящийся сверху, поставила стул на прежнее место и легла на кровать.
Так и не удалось пробраться в окно. А ведь один раз почти получилось! Но опять не удержалась. Лида поплотнее натянула рукава, надеясь, что сегодня раздевать он ее не будет. А то происхождение глубоких царапин на предплечьях объяснить сложно.
Сердце привычно замерло, живот слегка свело от страха, и Лида успокаивающе положила на него руку. Все в порядке, малыш, все в порядке.
Шум внезапно прекратился. Затем, после непонятной возни, возобновился. Лида зажмурила глаза, укрылась под самое горло одеялом, в смешной и нелепой попытке отгородиться.
Пусть все будет быстро. Может, он посмотрит, что она спит, и оставит ее в покое?
Мечтательница…
Может, притвориться больной? Нет, тоже не вариант, он умеет колоть уколы, сам говорил. Еще вколет какую-нибудь дрянь, это повредит ребенку.
Лида понимала, что надо сесть, собраться, не провоцировать. Но не могла. Никак не могла. Сил не было.
Дверь в подпол открылась, и Лида зажмурилась. Пусть уйдет.
Она, после того проклятого вечера, когда Расписной впервые взял ее силой, ни разу больше не молилась.
И теперь просто твердила про себя, умоляя неизвестно кого. Пусть уйдет. Пусть уйдет.
Тяжко заскрипели ступеньки под массивным телом.
Вошедший остановился, потом пошел к ней. Лида тихо выдохнула. Пусть уйдет.
Сердце замерло… И оборвалось, когда над головой раздалось тихое:
– Котенок?
11
Лида аккуратно кладет ребенка в коляску, проверяет в последний раз комплектность. Бутылочка, сменный памперс, пеленка, если будет тепло, и одеяльце, если похолодает. Шапочки: хлопковая и теплая. Игрушки. Обязательно синий мишка. Лида привычно морщится, глядя на уродца. Но никуда не денешься, малыш любит его. Как увидел тогда в первый раз в руках у Влада, так и не выпускает с тех пор. Память услужливо подкинула довольную до невозможности небритую физиономию Расписного, и Лида, поморщившись еще сильнее, досадливо сунула мишку в протянутые ручки.
На часах уже пол восьмого, где же его носит?
Шум шин подъезжающей машины привычно резанул по нервам. Лида, опять же привычно смирив зашедшееся сердце и даже не гадая уже, сколько еще она вот так будет реагировать на него, открывает дверь за секунду до стука.
Да, Влад теперь стучится в ее дом.
И дом опять ее.
На автомате уклонившись от массивной лапы, желающей притянуть ее для поцелуя, Лида коротко инструктирует Влада:
– Он поел, поэтому кормить не раньше чем через два часа. – строго смотрит на склонившегося к коляске мужчину, – не раньше! Как бы ни просил.
– Да ладно тебе, котенок, – бубнит Влад, не отрывая взгляда от младенца, тянущего к нему ручки, – все понятно…
– В прошлый раз ты тоже так говорил, – укоряет Лида, – ладно… Памперс здесь, я только что меняла, если ничего экстренного не случится, должно хватить до моего прихода. Гуляй, пожалуйста, по аллейке, там меньше машин рядом ездит. И я очень прошу, не подпускай к коляске того страшного лысого человека! Я в прошлый раз еле успокоила. И вообще…
– Котенок, не перегибай, – Влад, оторвавшись от ребенка, поворачивается, делает шаг к ней.
Лида синхронно с ним отступает назад.
И твердо смотрит в светлые опасные глаза, запрещая себе поддаваться.
– Я не перегибаю. Хватит ему стресса. Он так заикой станет раньше, чем говорить начнет.
Не выдержав, Лида отворачивается, дает слабину. И вздрагивает, когда ощущает его близко, очень близко.
Влад тяжело дышит ей в макушку, сжимает кулаки, отводя руки, с силой засовывая их в карманы.
– Котенок…
Хриплый тихий голос царапает, колени сразу дрожат, сердце колотится бешено. И живот тянет.
Но Лида находит в себе силы повернуться, твердо посмотреть в глаза. Уже не светлые. Тяжелые, темные. Давящие.
– Ты мне обещал.
Дышать трудно, хочется качнуться к нему, дотронуться. До боли в пальцах хочется провести руками по небритой щеке, по груди. Хочется, чтоб прижал к стене, так знакомо-привычно впился в шею губами, так тяжело-властно подхватил под ягодицы, рванул блузу на груди…
Лида привычно гонит от себя эти неуместные желания, списывая на реакцию тела-предателя, все еще скучающего по Расписному.
Приучил он ее все-таки к себе за эти месяцы, что они были вместе. Вот организм и реагирует. Это пройдет.
Влад, скрипнув зубами, отстраняется.
Поворачивается к коляске, невольно расплывается в улыбке.
Лиде странно видеть его таким. Она вообще очень много нового о нем узнала. Слишком много для того, чтоб жить спокойно. Какие-то вещи, конечно, лучше бы и не знать.
Лида, например, не интересовалась, что случилось с Серым. Не спрашивала, не думала.
Вычеркнула, словно и не было его.
Не было этих четырех дней в ее жизни.
Словно сон. Страшный, тянущийся невероятно долго.
Но она его и в снах не видела.
После того, как Влад на руках вынес ее из того дома, Лида полежав на всякий случай в больнице, сразу переехала к нему. И попала из одной тюрьмы в другую. Потому что теперь она и шагнуть не могла без контроля.
Поликлинника, учеба, магазин – только с Расписным или с несколькими его подручными, страшными мужиками с зоновскими повадками.
Лида, забывшая Серого, не забыла свои ощущения,
