Никогда еще пан Тадеуш не предлагал ему быть главным участником процесса, никогда он не раскрывал своих секретов, хотя Колька и без того их знал и запоминал.
— Не смогу я, Николай Петрович, нынче сам готовить, — грустно пояснил моряк, — больно мало сил у меня осталось. Будешь моими руками сегодня.
Колька кивнул и принялся перебирать ягоды. Пан Тадеуш присоединился. Они быстро управились, и через несколько минут в глубокой эмалированной чашке лежали красивые ярко-красные шарики. Они поблескивали на солнце, переливаясь и притягивая взгляд, точно рубиновые бусины маминого колье, которое она так любила.
— А теперь, Николай Петрович, спустись в погреб, принеси оттуда эмалированную кастрюлю. Она там в углу, сразу как зайдешь по левую сторону от тебя будет, а я пока сахар достану для сиропа.
Колька побежал к погребу. Крышка его показалась ему тяжелой и неподъемной. Но ему все же удалось ее отодвинуть, хоть и не с первого раза. Колька спустился по скрипучей лестнице вниз. Желтая эмалированная кастрюля с цветочками, как и говорил пан Тадеуш, стояла слева на нижней полке.
Мальчик наклонился, взял кастрюлю, стряхнул с нее паутину. Видимо, в погребе нет-нет, а случалось появиться паучкам. Здесь, как и в прошлый раз, было сыро и прохладно. Варенья было предостаточно. Все банки стояли на полках, ждали своего часа, чтобы отправиться в город. Мальчик провел пальцем по баночкам с малиновым вареньем, а взгляд его упал на ту самую банку, которая стояла особняком.
Он вернул кастрюлю обратно на полку и взял в руки Касин подарок. Такой странный он был и в то же время такой милый и уютный. Будто то самое лето семьдесят второго закупорено в банке. Наверное, Кася была бы сейчас рада узнать, что ее подарок все еще цел. Что он греет душу давно постаревшего Тадеуша, бывшего белокурого моряка, влюбленного и одинокого.
— Николай Петрович, — послышался сверху голос пана Тадеуша, — все ли у тебя там в порядке?
Колька спешно вернул банку на место, схватил кастрюлю и поспешил покинуть погреб.
— Да, пан Тадеуш, я уже иду, — он поднялся наверх, с усилием закрыл погреб и вернулся на кухню.
Хотя назвать эту комнату кухней было бы неправильным. Ведь здесь пан Тадеуш не только готовил себе еду и ел. Здесь он читал, мастерил, слушал новости по радио и спал. Всегда он был здесь, если не в погребе или в саду.
— Это она? — Колька поставил кастрюлю на стол.
— Она самая, Николай Петрович!
И они принялись готовить очередной десерт, который тоже отправится на хранение в погреб, пока пан Тадеуш не поправится, чтобы поехать в город на рынок.
— Вон там возьми кантарик, — пан Тадеуш кивнул в сторону буфета.
Колька выдвинул ящик и стал разглядывать его содержимое: ложки, вилки, нож с деревянной ручкой, крышки…
— Ну, чего же ж ты так долго копаешься? — вздохнул моряк и сам достал из ящика нужную вещицу.
— Это же безмен, — усмехнулся Колька.
— Чего? — уставился на него пан Тадеуш.
— Безмен, — повторил мальчик.
Моряк махнул рукой и принялся взвешивать ягоду.
— Это у вас там, в городе, это «безвем», а у нас в деревне — кантарик.
Пан Тадеуш взвесил ягоды, высыпал сахар в кастрюлю, налил туда немного воды и поставил на плиту, дав Кольке расписную деревянную ложку и наказав все время помешивать, чтобы сахар полностью растворился, а сам набрал воды в чайник и ткнул кнопку на нем. Чайник быстро зашумел.
— Видишь, Николай Петрович, и у меня техника современная имеется, — усмехнулся он, — только использую я ее редко. Вон давеча так же вскипятил воды, чтоб чайку попить, а ведь не то оно как-то. Совсем не то.
— Вода она и есть вода, — пожал плечами Колька, не переставая мешать сироп.
— Не привык я к этой вашей электронике, — вздохнул пан Тадеуш, — не успел поставить, а он уже и кипит вовсю. А вот тот, что в буфете стоит, он-то куда лучше будет. Вода в нем потихонечку закипает, булькает мелкими пузыриками по нарастающей. А ты успеваешь еще кучу дел сделать. Воды принесешь свежей, грядки польешь, пол подметешь или крыльцо вымоешь. Вон какая экономия времени. А его, Николай Петрович, у нас ой, как мало, — пан Тадеуш выключил плиту и высыпал ягоды в сироп. Перемешал их и сел за стол.
— Это не экономия совсем получается, пан Тадеуш, — возразил мальчик, — а наоборот. Ваши старые чайники греются долго, пока дождешься и расхочется чай пить. А тут минута и чай готов. Попил и занимайся своими делами дальше, — мальчик достал кружки и поставил их на стол.
— Эээ… Николай Петрович, не так оно все работает, — протянул моряк, — ты вот после чаю или после завтрака много работать хочешь?
Колька пожал плечами и налил в заврочник кипятка, уложив сухие травы, которые пан Тадеуш называл самым настоящим и самым вкусным чаем.
— То-то же. А пока наш чайничек стоит себе на плите, медленно так раскачивается, нагревается постепенно, посапывает, ты вон сколько дел успеваешь сделать. А так бы все оставил на потом, на завтра, к примеру. Какая уж там экономия времени? — моряк закашлял.
Он достал из кармана платок, прикрыл рот. Откашлялся, вытер выступивший пот со лба и сделал глоток чая.
— Ты пей, Николай Петрович, — тихо произнес он, — да варенье потом прикрой полотенцем. Пусть до утра постоит.
Глава 10
Дни сменялись один за другим. А пану Тадеушу лучше не становилось. Кольке даже казалось, что ему наоборот с каждым новым днем становится только хуже. Он все чаще кашлял. И все меньше бывал на улице. Он больше не варил варенье. А ягода на его участке спела и портилась. Разговоры становились редкими и недолгими.
Колька приходил каждый день. Приносил воду и еду. Иногда читал вслух статьи из подаренного им же журнала. Теперь слушал не Колька. Теперь пан Тадеуш весь превратился в слух. Он слушал Колькины истории из школы, статьи, новости по радио. Сам говорил неохотно. Казалось, это давалось ему с трудом. Его донимал кашель. Особенно утрами.
Однажды утром Колька выбежал на улицу с пирогом и компотом в руках, чтобы угостить пана Тадеуша, и увидел белую машину с красным крестом у дома соседа. За рулем сидел коротко стриженный усатый мужчина. Молодая девушка в белом халате закрывала за собой дверцу. Спустя мгновение машина загудела и тронулась. «Скорая» ехала небыстро, будто и не слишком торопилась.
Мальчик испугался и помчался к дому пана Тадеуша. Подбежав к двери, он обнаружил, что она заперта снаружи. И это показалось ему
