— Но я и так должна вам очень много!
— Помните о плане, — твердо заявил Эллери. Он понятия не имел, в чем состоит его план, за исключением намерения достойно одеть, поселить, накормить и защищать Риму. — О деталях поговорим позже. Кстати, Рима, вы жили раньше в отелях?
— Нет.
Еще одна проблема.
— Но я знаю, как там надо себя вести, — сухо добавила Рима. — Если вас это беспокоит. Вы, кажется, принимаете меня за дикарку.
— Но ведь это похоже на правду, верно? — улыбнулся Эллери. — Очевидно, вы все узнали из книг. Там всегда описываются отели.
— Едва ли это так уж сложно. Нужно расписаться в регистрационной книге и дать коридорному двадцать пять центов.
— И запереть дверь!
— Да, Эллери. — На сей раз она совсем не походила на ребенка.
Эллери высадил Риму у «Апем-Хаус», ругая себя за проклятую осторожность, не позволившую ему войти в отель вместе с ней, и озадаченный Эд повез его вокруг площади к «Холлису».
Они пообедали в «Золотых садах» отеля «Холлис». Процедура не имела успеха, судя по тому, что Рима вела себя холодно и не казалась впечатленной убранством ресторана, а между тем парчовые занавесы и золотистые скатерти были гордостью Райтсвилла. Она даже не отреагировала на «застольную музыку» оркестра Флойда Лайкаминга, но, вероятно, потому, что Эллери, забывшись, пригласил ее на танец.
— Вас, должно быть, ввело в заблуждение то, что я умею отличить вилку от ножа, — любезно отозвалась Рима. — Не забывайте, что я дикарка.
Вскоре девушка пожаловалась на усталость и попросила Эллери проводить ее обратно в чопорное заведение мамаши Апем. Они пожелали друг другу доброй ночи на ступенях отеля между колоннами. Эллери подозревал, что, как только он уйдет, Рима сбросит свои нью-йоркские туфельки и помчится через Лоу-Виллидж в хижину на болотах.
Идя в сторону площади, Эллери казался удрученным. Конечно, воскресным вечером Райтсвилл выглядел не лучшим образом. Большинство магазинов было закрыто, улицы пустовали, за исключением Лоуэр-Мейн между Площадью и Аппер-Уистлинг, но и там народу было мало, так как многие сидели в кинотеатре «Бижу». Некоторые обедали в «Золотых садах», терраса «Апем-Хаус» в колониальном стиле,[17]возможно, была наполовину оккупирована старыми леди, но Эллери знал, что большая часть высшего света, обитающего на Холме, на Норд-Хилл-Драйв, на Твин-Хилл и на Скайтоп-роуд, наносит друг другу визиты, что было воскресной вечерней традицией. Оживленным мог выглядеть только трехмильный отрезок 16-го шоссе между Лоу-Виллидж и железнодорожным разъездом, где было множество кафе.
Однако Эллери угнетал не Райтсвилл, а он сам.
Ему было абсолютно не за что ухватиться.
Либо связь между Мак-Кэби, Хартом и Доддом отсутствовала, либо он отупел, так как не имел понятия, с чего начать…
Возможно, в его состоянии была повинна и Рима.
Эллери опомнился, стоя на Стейт-стрит перед зданием окружного суда. Было около десяти, уже давно стемнело, над головой кивали старые вязы, улицу иногда пробуждали от дремоты фары автомобилей. Здания Северной телефонной компании штата, Райтсвиллской электрической компании, похожей на гробницу торговой палаты и библиотеки Карнеги на противоположной стороне были едва заметны. Вход в Мемориальный парк, обрамленный вогнутыми плитами и позолоченными именами павших на Первой мировой войне, уже стертыми и едва разборчивыми, зиял темным провалом. На мраморной площадке перед мэрией возвышался флагшток, освещаемый вечным огнем. Эллери ощутил желание войти в темный парк и сесть на одну из скамеек перед эстрадой оркестра Американского легиона,[18]чтобы пообщаться с вселяющим бодрость призраком Сузы.[19]Он уже двинулся к входу, но остановился, заметив зеленые огни между парком и зданием суда.
Полицейское управление Райтсвилла.
Шеф Дейкин…
Эллери вошел внутрь. Низенький полицейский с лысой макушкой дремал за столом, уронив голову на грудь.
При звуке открывающейся двери Дейкин вцепился в подлокотники вращающегося кресла.
— Я не привидение, — сказал Эллери. — Извините, что не постучал, не хотел будить лейтенанта Гоббина.
— Мистер Квин!
— Я подумал, — весело продолжал Эллери, — что состояние преступности в Райтсвилле могло заставить вас пропустить вечернее пение в воскресном церковном хоре, и оказался прав.
— Ну, будь я проклят! — воскликнул Дейкин. — Что вы делаете в Райтсвилле?
— Едва ли я это знаю.
Дейкин заметно постарел. В выпученных от удивления глазах краснели прожилки.
— Как бы то ни было, рад вас видеть. Садитесь! Давно приехали?
— Несколько часов назад.
— И надолго?
— Зависит от того, — ответил Эллери, — что вы можете мне рассказать о скале Малютки Пруди.
Дейкин прищурил светлые глаза.
— Девчонка Эндерсона?
— Она приехала ко мне в Нью-Йорк, и я вернулся с ней сюда.
— Значит, вы хотите выяснить, что произошло с Томом Эндерсоном?
— Можете избавить меня от лишних хлопот?
Дейкин рассмеялся:
— По-вашему, я в состоянии это сделать?
— Вы уверены, что Эндерсон был убит?
Шеф Дейкин повернулся на стуле, уставясь на фотографию Дж. Эдгара Гувера[20]над холодильником.
— Я просидел здесь несколько вечеров, думая об этом, как о личном деле. Старый чудак рано или поздно должен был получить удар ножом под ребра ночью у Вика Карлатти или утонуть в Уиллоу, слишком нагрузившись, чтобы держаться на плаву, как Мэтт Мейсон в двадцать шестом году.
— Откуда вы знаете, что Эндерсона убили?
— На его пальто были обнаружены свежие разрезы в дюжине мест. Две пуговицы оторваны. По шляпе прошлись ногами. Были и следы крови. — Дейкин повернулся к Эллери. — Думаю, у Эндерсона была назначена встреча с кем-то. На него напали, он сопротивлялся, но проиграл. Я не смог отследить его местопребывание после одиннадцати вечера в ту субботу — накануне утра, когда его пальто и шляпу нашли на скале. Последний раз Эндерсона видели идущим в одиночестве по Конгресс-авеню.
— Трезвым?
