Не сказала ли ему чего-нибудь эта взволнованная старая леди? Ей так не повезло с этим снимком. Правда, выдержка у нее превосходная. Но что-то она ему сказала, какое-то случайно оброненное слово, от которого и возникла эта странная тревога. В конце концов, ничего особенного в том, что майор умер, не было. Совсем ничего. Во всяком случае, он в этом не находил ничего диковинного.
Понятно, что при его здоровье… Мысли доктора стали сбиваться. А что он, собственно, знал о здоровье майора? Чуть не все говорят, что якобы тот страдал гипертонией. Но сам-то он ни разу не говорил об этом с майором. К тому же он никогда не беседовал с майором подолгу. Майор был старым занудой, а доктор Грэм зануд избегал. И с какой это стати ему пришло на ум, что здесь может быть что-то неладное? Ведь в конце концов эта старуха толком ничего не сказала. Как бы то ни было, а это совсем не его дело. Власти были удовлетворены, к тому же этот пузырек с «Безмятежными», да и сам старичок, видать, всем подряд рассказывал про свое давление.
И, повернувшись на другой бок, доктор Грэм снова заснул.
* * *
В стороне от отеля, в одной из жалких лачуг, стоящих в несколько рядов неподалеку от небольшой речушки, девица по имени Виктория Джонсон заворочалась и села на кровати. Эта местная девушка была изумительным созданием: тело ее, словно из черного мрамора, привело бы в восторг любого скульптора. Проведя ладонью по черным курчавым волосам, она легонько пихнула ногой спящего парня.
— Эй, парень, проснись!
Тот заворчал и повернулся.
— Чего тебе? Еще не утро.
— Да проснись ты. Я хочу сказать тебе кое-что.
Мужчина сел, потянулся, показывая крупный рот с великолепными зубами.
— Что тебя беспокоит, женщина?
— Тот человек, майор, который помер. Что-то мне тут не нравится. Что-то тут не так.
— И охота была беспокоиться? Он был стар, и он умер.
— Слушай, парень. Это те таблетки, про которые меня доктор спрашивал.
— Ну, и что там с ними? Может, он их перебрал.
— Нет, это не так. Слушай!
Наклонившись к нему, она с жаром стала рассказывать. Он зевнул и снова лег.
— Ерунда. О чем ты говоришь?
— Все равно. Я утром расскажу миссис Кендал. Я уверена, тут что-то не так.
— Не лезь, — сказал мужчина, которого она без особых церемоний считала сейчас своим мужем. — А то влипнешь, — добавил он, зевая, и отодвинулся на свою сторону.
Глава 7
Утром на побережье
Было еще далеко до полудня.
Эвелин Хиллингдон вышла из воды и упала на горячий золотой песок. Она сняла купальную шапочку и с силой тряхнула головой. Пляж был не очень большим, гости привыкли собираться здесь по утрам, и к половине двенадцатого на пляже начиналось нечто, напоминающее раут. Слева от Эвелин в одном из плетеных кресел возлежала сеньора де Каспеаро, красавица из Венесуэлы. Неподалеку от нее расположился старик Рейфил. Среди постояльцев он считался за старейшину, приобретя здесь то влияние, которого мог достичь только сказочно богатый калека. Его обхаживала Эстер Уолтерс. Она всегда имела при себе стенографический блокнот и карандаш на случай, если старику взбредет в голову отправить какие-нибудь срочные деловые телеграммы. На пляже была видна вся его невероятная худоба, казалось, что его кости просто задрапированы фестонами иссохшей кожи. По всем статьям он уже одной ногой стоял в могиле, но на островах говорили, что он выглядел точно так, по крайней мере, лет восемь. Злобные голубые глазки глядели с морщинистого лица, и основным удовольствием для мистера Рейфила было с яростью противоречить всему, о чем бы ему ни говорили.
Конечно, здесь была и мисс Марпл. По своему обыкновению, она вязала и слушала, лишь изредка присоединяясь к беседе, чем, казалось, приводила всех в недоумение, поскольку остальные начисто забывали, что и она здесь. Эвелин Хиллингдон посмотрела на нее и снисходительно решила, что это просто старая милая киска.
Сеньора де Каспеаро, что-то мурлыча про себя, опять натерла маслом свои прекрасные длинные ноги. Она не отличалась разговорчивостью и, с досадой глядя на флакон, где было масло для загара, печально изрекла:
— Это не так хорошо, как франжипановое[6]. Здесь его не достать. Жалко, — и глаза ее опять закрылись.
— Вам не пора окунуться, мистер Рейфил? — спросила Эстер Уолтерс.
— Когда захочу, тогда и пойду, — ответил тот сердито.
— Уже полдвенадцатого, — напомнила миссис Уолтерс.
— Ну и что из того? — спросил мистер Рейфил. — Я не тот человек, который зависит от ваших часов. Вот это сделай через час, а это еще через двадцать минут — ха!
Миссис Уолтерс давно служила у мистера Рейфила и давно усвоила, как вести себя с ним. Она знала, что некоторое время он будет с удовольствием противиться. Поэтому, напомнив ему, который час, она, не подавая виду, что делает это нарочно, позволила старику брыкаться еще добрых десять минут.
— Мне не нравятся эти эспадрильи[7], — сказал мистер Рейфил, подняв ногу и внимательно ее разглядывая. — Я уже говорил этому идиоту Джексону, а он и в ус не дует, хоть ты тресни.
— Могу я вам принести другие, мистер Рейфил?
— Нет, не можете. Вы будете спокойно сидеть на месте. Терпеть не могу, когда вы носитесь, как курица с яйцом.
Эвелин немного подвинулась на песке, вытягивая руки.
Мисс Марпл, сосредоточившись на вязанье, или так казалось со стороны, вытянула вперед ногу и торопливо извинилась:
— Бога ради, простите меня, миссис Хиллингдон! Боюсь, что я вас побеспокоила.
— Ну, что вы, пустяки, — сказала Эвелин. — На этом пляже довольно много народу.
— О, пожалуйста, умоляю вас, только не двигайтесь! Я сейчас отодвину мой стул чуть-чуть назад, чтобы не задеть вас еще раз.
Отодвинувшись, мисс Марпл продолжала непринужденно болтать, при этом как бы еще ребячась:
— Ах, это так удивительно оказаться здесь! Вы знаете, я ведь никогда раньше не бывала в Вест-Индии. Я в жизни не подумала бы, что когда-нибудь попаду в такое место, и вот, пожалуйста. А все по доброте моего драгоценного племянника. Вы, наверное, прекрасно знаете все эти места, правда, миссис Хиллингдон?
— Я была на этом
