совсем не было времени придумывать какое-то лирическое вступление. Сейчас снимет деньги, или что она там хотела сделать, и уйдет, как растворится.
Есть в ней и скромность, и задор. Что-то такое редкое, чего в других в других уже давно не замечал. Какое-то внутреннее умиротворение, что сам смирел рядом с ней, утихал, внутри спокойно становилось и тепло. Так точно и не скажешь, просто ощущение. Когда завораживает все — и голос, и взгляд, любой жест, любое слово. И хочется ее безумно. Всю себе получить, чтобы больше никому не принадлежала. До скрипа на зубах хочется.
Забавно это было, необычно, ново — договариваться о месте и времени, и ждать: придет или нет. Без звонков надоедливых и сообщений. Просто ждать.
— А как ты хотел? Кто ты? Откуда? Думала, присмотрюсь сначала…
— Присмотрелась? Не подошел? А он подошел?
«Да, он подошел, а ты нет», — нужно сказать ему, но язык не поворачивался. Не смогла выдавить из себя эти слова.
— Гололед был, помнишь?
— Помню.
— Мама в тот день ушла на работу без ключей. Сумку схватила другую, а ключи не переложила. Мне нужно было ее с работы дождаться. Знала бы раньше, ключи отвезла. Поэтому я задержалась, выскочила из дома, уже сильно опаздывая. Торопилась. Поскользнулась, упала, ногу сломала… трещина. Вот так вот. — Спиной почувствовала его глубокий вдох. — Ты искал меня, да?
— Искал. Пока в стране был. Мне уже нужно было улетать в Алжир. Я не мог остаться. — Он вдруг оттолкнулся от нее, снял пиджак и накинул ей на плечи. — Поехали домой, еще время есть, переоденешься.
— Ладно, поехали, — растерянно проговорила Регина.
Они торопливо вышли из ресторана и сели в «мерседес». Выхода другого нет. Лучше опоздать, но съездить переодеться.
Только бы в пробку не попасть, молила Чарушина, запахиваясь плотнее в пиджак и вдыхая исходящий от него глубокий нудовый аромат. Пока доедут до дома, она вся им пропахнет, пропитается.
Есть запахи, которые окутывают, как облако. Вдыхаешь их легко, наслаждаешься. У Шамрая не облако — грозовая туча. Густой, сложно скроенный, богатый, резкий. Опасный, потому что его нужно выдержать, не потеряться в нем, такой насыщенный аромат может поглотить. Шамрай выдерживает, он сильнее, на нем он скользящий, как шелк, покладисто раскрывающийся до самых нижних ноток.
— Ты хорошо Влада знаешь? — спросила через время. Думала, что Вадим будет доставать ее разговорами, но он молчал.
— До донышка, — подтвердил он. — Росли вместе, в детстве крепко дружили.
— А потом?
— Потом выросли.
— Он мне сказал, что ты ему как брат.
— Он правду сказал. От брата же не отделаешься просто так, не забудешь о его существовании. Вот и мы не можем.
Всю дорогу Регина волновалась. Главное, приехать раньше Влада, но они уже опаздывали. Она быстро переоделась, накинула поверх платья жакет и выскочила из квартиры.
— Может, согрешим, а? Не поедем никуда? — предложил Вадим.
— Ты что! — Отдала ему пиджак и глянула на часы.
— Тогда давай на метро, чего пробки собирать, центр стоит уже. Пятнадцать минут — и на месте.
— Поехали, — согласилась Чарушина.
Шамрай надел пиджак и окатил ее быстрым внимательным взглядом, замерев чуть дольше на туфлях.
— Они удобные, — тут же сказала она.
— На чем только девок не катал. На машине катал, на яхте катал, на вертолете катал, на метро не катал. Погнали покатаемся.
Регина засмеялась:
— Ты и платья девушкам, наверное, привык расстегивать, а не застегивать.
— Вот и скажи спасибо, что вообще в платье осталась.
Вадим взял ее за руку и быстрым шагом направился к станции метро. Выдергивать ладонь Чарушина не стала: они спешили, а спешить удобнее, держась за руки.
Глава 6
— Ой, Вадюша, как хорошо, что ты Региночку привез, — радостно воскликнула Анна Игоревна, мать Влада. — А то Владик так не любит, когда она на метро ездит.
— А что не так с метро? — спросил Шамрай, отодвигая для Регины стул и помогая ей усесться.
— Как что? — удивилась его непониманию. — Там же всякий сброд ездит.
— А-а-а, — теперь будто понимающе протянул он. — Да-да, Анна Игоревна, как подумаю, какой там сброд ездит, аж дурно становится и руки хочется помыть. Пойду, наверное, помою, — посмотрел на Чарушину, и она еле сдержалась, чтобы не рассмеяться.
— Вадим, — позвал отец.
Вадим пригнулся к нему, Константин Львович что-то сказал, и сын кивнул:
— Сейчас позвоню.
Регине понравилось, что все было без официальных замашек. Они с Вадимом подошли к столику, поздоровались, их приветствовали в ответ, и она уселась на свободное место. Никто никого не дергал, не задавал вопросов, не нагнетал обстановку повышенным вниманием. Неловко было только оттого, что Влада еще нет. Родители не удивились, что они с Вадимом пришли вдвоем, и ничего не спрашивали. По реакции матери понятно, что она в курсе и ситуация для всех вполне нормальная.
Семью Вадима Регина знала заочно. Отец и мать, как и говорил Влад, с первого взгляда показались людьми дружелюбными. Хотя Шамрай-старший — грузный, несуетливый мужчина, с тяжелым спокойным взглядом — производил впечатление очень авторитетного человека. Ангелина Дмитриевна была более эмоциональной. Часто улыбалась и, беседуя, жестикулировала руками.
Только Светлана смотрела колко, можно сказать, с ощутимой неприязнью. Чарушина занервничала под ее взглядом, но глаз не отвела.
— Симпатичное платье. Хорошо выглядишь, — все-таки завязала Света разговор.
Отец беседовал с Анатолием Борисовичем, мать с матерью Влада, Вадька отошел кому-то позвонить, неудобно стало, что Регина будто сама по себе.
— Спасибо, Света, ты тоже всегда прекрасно выглядишь, — вернула комплимент. И не просто из вежливости.
Светка Шамрай действительно всегда выглядела шикарно, и неважно, что на ней было надето: узкое платье или потертые джинсы. Со вкусом она красилась, со вкусом одевалась. Дело не только во внешней привлекательности, а в том, как она себя вела. Холеная и статная, она умела держать людей на расстоянии и при этом не выглядеть высокомерно. Они с Вадимом оба это умели.
Поразительно они похожи. Только Светкины черты лица по-женски мягкие. Четкие графичные брови, густющие длинные ресницы. Пронзительно серые глаза, которые косметика делала еще выразительнее. Волосы у нее подкрашенные, них больше шоколадного. Мимика, интонация — все похоже. Голоса разные, а манера иногда тянуть гласные та же.
После прихода Владика необходимость изображать теплое общение отпала. Рейман — вот, кто любитель в чужой душе поковыряться. Может, ошибалась, но с первого дня Регине казалось, что он ее наизнанку пытается вывернуть.
Когда все собрались, разговор потек оживленно и без принуждения. Так бывает, когда люди хорошо друг друга знают: им есть о чем поговорить, и они продолжают мысли друг
