Так как он был человек великой учености, то имел обыкновение оказывать одаренным людям многую учтивость и великие знаки любви. Всякий раз, как он слышал, что кто-то из них оказался в его стране, он воздавал им честь великолепными и щедрыми дарами. Посему подле него всегда находилось великое множество таких людей, с которыми, когда выдавалось у него время, свободное от государственных дел, он толковал о разных достойных предметах. Однажды, беседуя с одним замечательным философом, который почитался человеком бесконечных знаний, о прекрасных и чудесных делах природы, он попросил его поведать о каком-нибудь удивительном явлении, в уверенности, что по летам собеседника, уже почтенным, и по обильной его учености ему доведется услышать нечто достопримечательное.
И он не обманулся, ибо философ, желая ему угодить, сказал:
– Сир, так как я вижу в вас столь сильное стремление узнать о какой-нибудь дивной тайне природы, я намерен рассказать вам о том, удивительней чего я во всю свою жизнь не видел и не слышал. Несколько лет назад мне случилось быть в западных краях, куда я отправился ради изучения неких предметов, ибо знал, что в тех местах есть много людей, наделенных высоким и благородным разумом. Меня сопровождал один мудрый и многознающий юноша, с которым я путешествовал из города в город. В пути мы обыкновенно вели беседы о достопримечательностях природы, и однажды он сказал, что знает секрет диковинней всякого другого. Это было вот что: всякий раз, как ему было угодно, он, убив животное любого вида, мог несколькими словами, произнесенными над мертвым телом, переместить в него свой жизненный дух, оставив собственное тело лежать замертво, так что убитое животное оживлялось его духом. Оставаясь в нем, сколько ему заблагорассудится, он, вернувшись в теле животного к своему и произнеся над ним те же слова, снова входил в него своим жизненным духом, так что неразумное животное падало мертвым, как раньше, а он возвращался в первоначальное свое состояние. Это казалось мне невозможным, и он, видя, что трудно меня в том убедить, дал мне доказательство, учинив это в моем присутствии. Вовек не видавший большего чуда, я был охвачен самым пламенным желанием узнать, как это делается; того ради, войдя с ним в дружбу, непрестанными просьбами добился, что, по долгом времени преподав мне эту науку, он удовольствовал мое желание.
Когда философ кончил свой рассказ, император сказал:
– Как ты меня в том убедишь без доказательств, если я считаю такое невозможным?
– Давайте же, – отвечал философ, – устроим опыт, чтобы вам легко было в этом удостовериться. Велите сей же час принести сюда какое-нибудь неразумное животное, чтобы я дал вам узреть все своими глазами.
Император тотчас велел сыскать воробья и вручил его философу; тот, задушив его и бросив наземь, прошептал над ним несколько слов и вдруг замертво повалился на землю, а воробей, ожив, принялся порхать по комнате; по долгом времени он вернулся к трупу философа и, почирикав над ним немного, воскресил философа, сам же упал мертвым, как прежде.
Император, придя от этого в безмерное изумление, как прежде и сам философ, загорелся пылким желанием постичь такую тайну: он любезно просил философа, и тот, не умея отказать столь великому государю, открыл ему все без утайки. Завладев таким дивным секретом, император почти каждый день приказывал принести ему какую-нибудь птицу и, убив ее, водворялся в ней своим духом, оставляя тело лежать замертво; нарезвившись вволю, снова возвращался духом в свое тело и воскресал, оставив птицу мертвой. С помощью этого искусства проникнув в помыслы многих своих вассалов, он, наказывая злодеев и обильными наградами наделяя добрых, подарил своей державе нерушимый покой.
Об этих занятиях проведал его советник и, зная, как высоко ценит его государь, однажды в беседе с ним рассказал, как приметил таковое его искусство, и, напоминая, что по милости императора осведомлен о всяком его секрете, разлился в бесконечных просьбах раскрыть ему и этот. Император, любивший его весьма сильно и потому расположенный оказать любую услугу, всему его научил; советник немедленно испытал свои силы, и стало ясно, что он отлично усвоил науку.
Однажды, когда они с господином отправились на охоту и далеко разъехались с прочими спутниками, они встретили и убили двух олених. Советник, приметив отличный случай исполнить коварное намерение, долго им таимое в сердечной глубине, сказал императору:
– Сир, отчего бы нам, раз уж мы так удалились от своих спутников, не войти нашим духом в этих двух олених и не побродить забавы ради по этим зеленым холмам?
– Конечно, – отвечал император, – ты подаешь отменную мысль: не может того быть, чтобы мы не получили великого удовольствия от такой затеи.
С этими словами он спешился и, привязав коня к дереву, подошел прямо к мертвой оленихе и, сказавши тайные слова, перебрался в нее своим духом, оставив свое тело мертвым на земле. При виде этого советник, тотчас спешившись и не заботясь привязать коня, направился к мертвому телу императора и, тоже произнесши тайные слова, оставил свое тело мертвым на земле, перебрался духом в тело императора и, вскочив на его коня, вернулся к спутникам. Когда он в обличье государя направился к городу, всякий оказывал ему почтение, словно истинному императору. По прибытии в королевский дворец он спросил у многих баронов, нет ли вестей о советнике, и так как не нашлось никого, кто бы его видел, он, выказывая великую скорбь, сделал вид, что думает, будто тот, отдалившись от спутников, был сожран каким-нибудь диким зверем.
Теперь, правя и распоряжаясь державой, он делал все, что делал обыкновенно подлинный император: но так как Всевышнему Богу не угодно, чтобы ложь долго оставалась сокрытой, случилось так, что, предаваясь любви с тремя женами своего господина, он пожелал иметь любовь еще и с тою, что была дочерью дяди императора. И когда на четвертую ночь по возвращении с охоты он лежал с нею, ей показалось, что он ласкает ее иначе, чем было в обыкновении у государя. Зная, что ее господин владел секретом, как перебраться духом в мертвое тело любого животного, и вспомнив, что советник после охоты больше не объявлялся, она, будучи женщиной отменного разумения, тотчас догадалась, какой тут обман и что за несчастье приключилось с императором. И хотя советник владел телом государя, она немедля поднялась с кровати, не подавая вида, что разгадала его коварство, и сказала:
– Сир, незадолго до того, как вы легли со мною, я видела великое и ужасное виденье, о котором мне запрещено сейчас вам поведать. Из-за него я приняла решение впредь вести непорочную жизнь и потому смиренно прошу вас оказать мне милость и больше не ложиться со мною. Если вы не удостоите внять моей просьбе, я скорее убью себя, чем уступлю вашим желаниям.
Эти слова доставили мнимому императору величайшее неудовольствие, однако, безмерно пылко любя эту женщину и боясь, как бы она с собою не покончила, он впредь воздерживался с ней ложиться; и, так как это оставалось под запретом, довольствовался одними взглядами и беседами, за всем тем исполняя в державе все прочее, как подобает подлинному и прямому государю.
Что же до императора, то он, превращенный в олениху, пораженный всякого рода злосчастьями, много преследуемый оленями и не раз жестоко битый прочими дикими животными, от таких невзгод рассудил за лучшее бежать, удалившись от всех других зверей, и бродить в одиночестве. Однажды он наткнулся в полях на попугая, недавно умершего, и, подумав, что будет провождать жизнь менее тягостную, если переберется духом в тело птицы, сказал над ним слова, имевшие таковую волшебную силу, и тотчас, оставив олениху мертвой на земле, сделался попугаем и вместе с многочисленной стаей других попугаев наткнулся на птицелова из столичного города, который расставил тенета для ловли птиц. Помыслив, что если он даст себя изловить, это может помочь ему вернуться в первоначальное обличье, он устроился на том месте, где сеть бы его накрыла, и позволил охотнику поймать и его вместе со многими другими птицами. Помещенный с прочими в объемистую клетку, когда птицелов снова ушел расставить сети, он, будучи наделен смыслом и разумом, потянул клювом палочку, которой запиралась дверца, и, открыв ее, дал всем птицам выпорхнуть, сам же один остался в клетке. В скором времени птицелов воротился на место, где поставил клетку, и, видя, что птицы разлетелись и все
