его дневные труды впустую, горько опечалился. Когда же он подошел запереть дверцу, чтобы оставшемуся попугаю нельзя было вылететь, тот принялся ободрять птицелова мудрыми и рассудительными речами. Птицелов, весьма этим изумленный, ибо ему казалось невозможным, чтобы едва пойманный попугай умел говорить столь разумно, совершенно утешился при мысли, какие деньги за него выручит. Продолжая с ним беседовать и видя, как благоразумно тот отвечает, он снял сети, сложил их и немедля направился с попугаем в город. По дороге разговаривая с ним о многих вещах и примечая, с каким здравомыслием и рассудительностью эта птица держит речи, он уверился, что заработает на ней великое богатство.
Добравшись до города и идя по площади, он встретил нескольких друзей и остановился с ними потолковать, как вдруг неподалеку поднялся сильный шум. Попугай спросил своего хозяина, что за гам раздается, и тот, зная, в чем дело, отвечал, что есть-де одна знаменитая и очень красивая блудница, которой прошлой ночью приснилось, что она легла с одним тамошним дворянином. Потом она встретила его на площади и, ухватив за плащ, принялась требовать сто скудо, говоря, что за меньшую плату никогда ни с кем не ложилась. Он же не хотел ее удовольствовать, оттого и поднялся такой шум. Выслушав это, попугай сказал:
– Воистину, прискорбно, что из-за этого у них такая жестокая свара; если вы приведете их ко мне, я уверен, что водворю меж ними согласие.
Птицелов, видя, какой рассудительностью наделен попугай, поручив клетку, где тот сидел, своим друзьям, коих встретил на площади, тотчас направился туда, где шумели люди. Немного уняв своими речами перебранку между дворянином и блудницей, он взял их за руки и, подведя к попугаю, молвил:
– Если вы согласитесь предать вашу тяжбу на суд этой птице, я обещаю, что она вынесет справедливый приговор.
Стоявшие вокруг принялись издеваться над этими словами, ибо им казалось невозможным, чтобы неразумное животное могло сделать то, что посулил птицелов, но дворянин, желая видеть таковое чудо, обратился к блуднице со следующими словами:
– Если ты согласна, я добросовестно подчинюсь решению, которое попугай вынесет насчет нашего спора.
Блудница тоже согласилась; они подошли к клетке, и попугай, первым делом расспросив их о споре и выслушав все из их уст, а также то, что они соглашаются с приговором, который он вынесет, распорядился поместить против клетки большое зеркало. Это немедленно исполнили; тогда попугай сказал своему хозяину, чтобы держал зеркало прямо, и, обратясь к дворянину, велел ему сей же час выложить на стол сто скудо, которых требует блудница. Та безмерно веселилась и радовалась при мысли, что наполнит ими свой кошель, а дворянин неохотно выкладывал деньги перед зеркалом; попугай же сказал:
– А вы, госпожа моя, не трогайте тех денег, что лежат пересчитанные на столе, но заберите себе те сто скудо, что видны в зеркале. Так как у вас с этим дворянином было одно сновидение, то и плата, которой вы за него домогаетесь, по справедливости должна быть схожа со сном.
При этом приговоре народ, присутствовавший там, стоял ошеломлен, не в силах поверить тому, что видел своими глазами, и что животное, лишенное разума, вынесло решение со столь великой рассудительностью. Благодаря этому попугай сделался славен и знаменит по всему городу.
Когда сия весть дошла до слуха императрицы, она, думая, что в животном, наделенном таким разумом и рассудительностью, обретается дух ее мужа императора, приказала немедленно доставить к ней попугая вместе с птицеловом. Слуги это исполнили, и птицелов, явившись в королевский дворец, был незамедлительно препровожден к императрице. Та после долгих расспросов, как он изловил птицу и каковы ее дарования, объявила, что если он согласится на продажу, то она сделает его обладателем таких сокровищ, что ему впредь не будет нужды заниматься своим ремеслом. На слова императрицы птицелов отвечал:
– Госпожа моя, и птица и я – в вашей власти, и величайшее благодеяние, о каком я могу просить, – чтобы вы удостоили принять ее в дар, затем что я ценю вашу милость больше всякого великого богатства, какое могу с этой птицей снискать.
От таких речей придя в великое изумление, ибо она едва могла поверить, что птицелов наделен душой столь благородной, императрица приняла попугая и по несравненной своей щедрости немедленно велела назначить птицелову пятьсот скудо годового дохода. Она приказала изготовить для попугая богатую и приличествующую ему клетку и, водворив его там, велела поместить в своей комнате, где обыкновенно проводила бóльшую часть дня, беседуя с попугаем о разных предметах.
Попугай оставался с императрицей денно и нощно уже целых два месяца и, ни разу не видев, чтобы мнимый император спал с ней, получал от этого безмерное удовольствие и радость, хотя и обретался в столь жалком состоянии. Однажды поутру, когда императрица была одна в своей комнате, он беседовал с нею, и она молвила:
– Истинно, я вижу, о мудрая и рассудительная птица, что ты целый день говоришь со мною о разных вещах так остроумно и здравомысленно, что я не могу себя убедить, что ты лишена разума; напротив, я уверена, что ты – дух некоей благородной особы, чернокнижным искусством обращенный в попугая. Если мысль моя верна, любезно прошу тебя, поведай мне о том.
Когда императрица кончила свои речи, попугай, от любви к ней не в силах больше скрывать, кто он таков, рассказал всю историю с самого начала, и как из-за коварства и вероломства советника он оказался в сем жалком и несчастном состоянии. В ответ императрица поведала, что догадалась о том по непривычной манере, в какой мнимый император ее ласкал, и как она объявила ему, что скорее наложит на себя руки, чем ляжет с ним в постель.
– Если вы хотите, – сказал попугай, – то можете немедленно найти средство против этой беды и, дав мне вернуться в первоначальное мое состояние, сполна отплатите злокозненному и вероломному советнику.
Она объявила, что желает этого паче всего другого, и просила научить ее, как это сделать.
– В дальнейшем, – отвечала птица, – когда мнимый император в моем теле захочет с вами сойтись, вы, показывая вид веселый и обрадованный и начиная его ласкать, скажите ему: «Воистину, меня можно почитать несчастнейшей женщиной на свете, затем что, любя вас так сильно, как я люблю, я не способна доставить вам удовольствие, как бывало прежде, от запавшего мне в мысли подозрения насчет вашей особы, ибо я давно уже не вижу, чтобы вы тешились, переходя духом в мертвое тело какого-нибудь животного, как было у вас некогда в обыкновении, и посему я чувствую, что умираю от печали». Нет сомнения, что тогда он, больше всего желая возлечь с вами, решит удовольствовать вашу просьбу, дабы убедить вас, что он – подлинный император, и, перебравшись духом в какое-нибудь животное, даст нам случай сурово отомстить за его вероломство. Когда он это сделает, вы откроете мою клетку, а я, прилетев к своему мертвому телу и вернувшись в него духом, возвращу себе первоначальное состояние, и с того дня мы заживем счастливой и спокойной жизнью.
Едва он кончил свои речи, императрица поспешила исполнить все в согласии с его замыслом. Когда вечером того же дня мнимый император, войдя в ее комнату, завел по обыкновению беседы о разных предметах, она начала речи, которым научил ее попугай. Советник, ничего не желавший сильнее, чем ее приязни и любви, сказал:
– Подлинно, великий вред, мадам, причиняли вы себе и мне, да так долго; если по этой причине заподозрили вы мою особу, я уже давно, если бы вы дали мне это понять, избавил бы вас от всякого сомнения. Но велите сию же минуту принести сюда курицу, и я покажу вам, сколь сильно вы доныне заблуждались.
Тотчас был дан приказ, и в комнату к ним принесли живую курицу. Выпроводив всех, они затворились в комнате вместе с попугаем, и мнимый император, взяв птицу, задушил ее своими руками, произнес над ней чернокнижные слова, и его тело замертво упало на землю. При виде этого императрица поспешила отворить клетку с попугаем, и тот, подлетев к своему мертвому телу, силою заветных слов перебрался в него духом, а попугай остался мертв. Императрица, безмерно этим обрадованная, проливая нежные слезы, долго держала подлинного императора, своего мужа, в объятиях. Потом они взяли курицу, которая начинала уже постигать свое несчастье, и, отрезав
