в Петербурге и просила за неё не беспокоиться. Двадцать три года в конце концов — не тринадцать, она справится со всем самостоятельно.
****
После осенних каникул наступил день, которого Катя уже не ждала. Погода на улице ухудшалась, дожди лили и днём и ночью, так что коробка на школьном дворе превратилась в одну огромную лужу с жижей из грязи и мокрых листьев. Дворничиха, которую Катя встречала во дворе каждое утро и даже стала её приветствовать, тщательно подметала падающие листья, но непогода оказывалась сильнее, разбрасывая их повсюду и крепко приклеевая к асфальту. Утром светлело поздно, а после обеда темнело рано. На первых уроках, пока на улице стояла тьма, приходилось включать свет.
Вот и в этот день войдя в пустой класс Катя зажгла свет и принялась писать на доске задания по новой теме. Одиннадцатиклассники подтягивались один за другим и, как ни странно, к звонку все были на своих местах. Даже Ефимов, Колобов и…
Катя развернулась и хотела было поприветствовать учеников по-немецки, как вдруг увидела на обычно пустующем месте Чижова.
Он пришёл!
— Мокро на улице, пришли непогоду отсидеться? — спросила она в таком же фамильярном тоне, как Чижов последний раз разговаривал с ней, сама немного себе удивляясь.
Чижов не сильно обрадовался её приветствию и, возможно, ушёл бы с урока, если бы Колобов не прокомментировал:
— Это мы зиму отсидеться пришли. А Чиж надолго не задержится, не беспокойтесь!
Чижов зыркнул на юмориста исподлобья, но не ушёл, а остался сидеть.
Катя начала урок.
После объяснений новой темы, пока ученики самостоятельно работали в тетрадях, Катя достала из кассетницы старенькую аудио-кассету, вставила в магнитофон и начала перематывать её до нужного места, чтобы подготовить упражнение на аудирование. Пару раз она окидывала взором класс, чтобы убедиться, все ли работают. И оба раза она ловила на себе взгляд Чижова. Он ничего не писал, просто сидел и слушал, когда она объясняла новый материал, а во время самостоятельной работы просто смотрел по сторонам и на неё, спокойно и долго. Его руки со свеже сбитыми костяшками демонстративно лежали на парте поверх позаимствованого у соседки, но совершенно пустого двойного листка.
Кате представилось, будто они с Чижовым находились в классе один на один, и ей стало немного не по себе.
— Чижов, вопросы?
Он заметил её взгляд на своих руках и скрестил их на груди, спрятав кисти под мышки.
— Нет. Я сижу, никого не трогаю, ну и меня не надо трогать… — ответил он своим низким хрипловатым голосом, но в этот раз спокойно, без издёвки.
Когда все закончили писать, подошла очередь аудитивных заданий и Катя нажала на "плей". Магнитофон выдал пару фраз на немецком, затем послышался непонятный звук, затем скрип и… плёнка оборвалась. Катя немного вспыльнув выдернула вилку из сети и со словами "Никакой надежды на эту технику!", взяла в руки учебник и сама стала зачитывать вслух материал. Чижов наблюдал за каждым её жестом и внимательно слушал. Он, хоть и пассивно, но стал принимать участие в происходившем на уроке и даже что-то записывать — хотя может быть и просто рисовать — на бумаге. Катя обратив на это внимание, внутренне обрадовалась и успокоилась. Неужели всё налаживается? Неужели он теперь будет как остальные приходить на уроки и принимать в них участие?..
За окном было всё также темно и по жестяному подоконнику барабанил дождь. От этого во всей школе, и особенно в Катином классе ощущалась какая-то по-домашнему уютная атмосфера. Никто никуда не бежал. Время как-будто остановилось. Катя вдруг почувствовала внутреннее спокойствие и необычайное удовольствие, которое она получала от урока, когда в классе находился он.
Глава 6
Во время каникул учительница музыки, Людмила Савельевна, давно уже достигшая пенсионного возраста, но несмотря на это и дальше всю себя посвящавшая школе, попала в больницу. Об этом сообщил директор во вторник перед уроками. В учительской как раз шло обсуждение предстоящего спортивного фестиваля, на котором их школа должна была приветствовать старшеклассников со всего Центрального района. Фестиваль, как обычно, открывало и закрывало музыкальное сопровождение, за которое отвечала та самая попавшая в больницу преподаватель музыки с её ансамблем.
Директор обратился к Кате:
— А что, Катюша, может Вы бы заменили Людмилу Савельевну? Из нашего учительского состава Вы, наверное, самая музыкальная? Ну, и самая свободная, пока у Вас ещё нет своего класса…
— Но Евгений Николаевич, думаете, я справлюсь?
— А то как же! В Ваши школьные годы хорошо справлялись, как я помню. Пару лет прошло каких-то.
— Я уже несколько лет не пела, да и репертуара нету… и инструмента…
— Татьяна Константиновна, Вы в курсе, где у нас инструменты хранятся, покажите Кате после уроков… Катюша, мы рассчитываем на Вас, у Вас месяц на подготовку.
После уроков они с Татьяной Константиновной отправились на пятый этаж в спортзал. Инструменты и музыкальная техника хранились в отдельном помещении связанном с залом, чтобы их можно было без труда использовать на линейках и прочих мероприятиях, когда спортивный зал превращался в актовый.
В дальнем конце зала из переносных динамиков доносился рэп, там шла тренировка одной из школьных секций. Несколько парней самостоятельно разогревались у шведской стенки, кто-то подтягивался, кто-то отжимался, кто-то прыгал на скакалке. Катя и Татьяна Константиновна решили по-тихоньку проскользнуть в соседнее помещение, не отвлекая спортсменов.
— Растят бандитов, — прошептала недовольно Татьяна Константиновна, кивнув в сторону парней.
— А что такого? Спорт, ведь — хорошо.
— Хорошо, да не очень. Я Олег Петровичу говорила, что не дело пацанов боксу учить, только и знают потом, что морды бить друг другу…
— Боксу?
— Да, Олег Петрович сам — бывший чемпион Союза и тренер советской сборной…
Катя присмотрелась к спортсменам и узнала среди них нескольких своих учеников, Овчинникова из 9А, Анцышкина и Васюкова из десятых и Соловьёва из 11А. Остальные ей показались незнакомыми. Но тут её взгляд зацепился за ещё одного парня. Он подтягивался на шведской стенке к ним спиной. Подтягивался он долго и активно, так
