Он нарушил ограничения и ворвался на территорию расследования. Напал на офицера полиции.
— Я улажу это, Мэнни. Отойди.
Мэнни колебался, затем со смущенным выражением отвращения к самому себе, произнес:
— Я следую закону: у нас осложнения с этим парнем, а ты настаиваешь на своем.
— Послушайте, м-р Абернати, — сказал Олли, — поверьте мне, вам нельзя заходить внутрь, там все разорено.
— Я должен видеть ее.
— Вы не можете войти внутрь, — Олли оглянулся вокруг, оценивая ситуацию: на ступенях трудилось еще несколько рабочих пчелок. — Мы ведь закончили осмотр на ступенях, не так ЛИ? Отпечатки все взяты, да Бо?
Человек без формы нес какой-то набор.
— Хорошо, м-р Абернати. Я, конечно, не должен был делать этого, но, если вы обещаете мне оставаться на том месте, где стоите сейчас, и не станете нам мешать делать то, что мы должны, пожалуй, вы можете присесть на ступени... через пару минут ее вывезут.
Мануэль затряс головой, не веря своим ушам, и отвел Олли В сторону:
— Мы не можем ему позволить...
Кларенс слышал их спор. В какой-то момент он уловил, как Олли сказал: «На ступенях мы все уже сделали, а это была его сестра...» Голоса то затихали, то опять схлестывались в схватке.
— Лейтенант все слышал, и нам не поздоровится, — сказал Мэнни.
— Это мое дело, звонок получил я. Мне надо поговорить с медэкспертом. Кен, ты можешь присмотреть за м-ром Абернати?
Кен, офицер в форме, стал у дверей веранды, как шакал, охраняющий вход в Египетские пирамиды. Кларенс тем временем наблюдал за окнами комнаты Дэни и заметил несколько вспышек фотоаппарата. Чуть позже он увидел через приоткрытую дверь полицейского фотографа, ставшего на колени, чтобы заменить пленку.
— Кларенс! — кто-то звал его, всхлипывая. Голос доносился из-за линии ограждения. Он переступил линию внутреннего ограждения и обнял большую женщину, Хэтти Бернс, которая как раз пробежала мимо' расстроенного полицейского в форме.
— Тай и Селесте у меня, — сказала Хэтти, — как Фелиция?
31
— Ее оперируют. Они пытаются извлечь пулю, — его лицо внезапно исказилось, — из головы.
Руки Хэтти опять обвились вокруг него, и Кларенс уже не мог различить, вырывались ли те рыдания у него или у нее. Казалось, что он обнимает маму после долгих лет разлуки.
— Что произошло, Хэтти?
— Я услышала взрывы, повторяющиеся опять и опять. Выглянула в окно, увидела кого-то на веранде, сложно было разглядеть что-либо с такими уличными фонарями. Мне показалось, что я видела кого-то с ружьем. Он подбежал к машине, вскочил в нее и был таков. Зачем они это сделали? Что заело в головах у этих гангстеров?
У Кларенса оставалось еще много вопросов, но... он стоял молча, не понимая самого себя, но, зная определенно, что у него осталась еще масса «почему».
Посмотрев через улицу, заметил Тая, стоящего на веранде у Хэтти, который оцепенело наблюдал за происходящим. Воздух был насыщен влагой, которая, собравшись в мелкие капли, перешла в моросящий дождь. Кларенс направился к Таю. Он ненавидел соболезнования в любом виде и поэтому просто попытался обнять племянника, который оказал неожиданное сопротивление, стараясь казаться сильнее, чем был на самом деле. Внезапно капли дождя на лице мальчика смешались со слезами:
— Почему они такое сделали с моей мамой?
— Я не знаю, Тай, я не знаю.
Они простояли в неловком молчании несколько минут до тех пор, пока миссис Бернс не подошла к ним:
— Я позабочусь о детях до тех пор... до тех пор, пока мы не будем знать, что делать. Не беспокойся о них.
— Спасибо, — лицо Кларенса задеревенело так, как будто ему вкололи новокаин. Он пересек улицу и вернулся к дому Дэни под пристальным взглядом офицера Кена. Уже садясь на ступени, он заметил, что дом стал выглядеть как-то по-другому: разорванные жалюзи, еще недавно закрывающие комнату, теперь развалившись, упали, и часть комнаты просматривалась снаружи. Кларенс потянулся к перилам с правой стороны, пытаясь заглянуть внутрь. Он сделал внезапный бросок на верхнюю ступень и остановился в трех метрах от окна ее комнаты.
— Стоять! Я не думаю, что вам разрешили подниматься по ступеням, не правда ли? — интонаций в голосе офицера Кена были недвусмысленными.
Кларенс разглядывал комнату через окно без стекла. Ему попалось на глаза знакомое в детства изречение Мартина Лютера Кинга: «Мы должны распространять мир», вышитое зелеными нитками его мамой и висевшее на стене.
Он стал вровень с оконной рамой и мог видеть всю комнату целиком. Там царил хаос, везде было разбитое стекло и щепки. Мамино приданое, парчовый стул превратился в деревянные обломки, одна из ножек выглядела так, как будто побывала В зубах у чудовища. Он увидел детектива Чандлера, который склонился над чем-то, лежащим на полу, что Кларенс принял за манекен.
— О, Господи! — вырвалось у Кларенса.
Это была Дэни. Он наблюдал, как Олли указывал на что-то пальцем, обращаясь к Мануэлю.
Кларенс рассматривал комнату. Справа, на одной и маленьких кроватей, плотно стоящих одна возле другой, он увидел пропитанную кровью простыню — это была простыня Фелиции. Там же стояла ее маленькая сумка для бутербродов с изображенными на ней животными и большим улыбающимся жирафом. Сумка была смята, а на голове у жирафа он увидел странное черное пятно, но это было не пятно, это была дыра. Дыра от пули.
Кларенс упал на четвереньки, в бессилии стуча по полу веранды кулаком:
— Возьми меня, Господи, но только не Дэни! И не Фелицию! Ты не можешь взять их! Ты не можешь!
Офицер Кен неуверенно остановился над Кларенсом, затем обнял за плечи и помог вернуться на ступени. Теперь дождевые капли яростно застучали прямо по его лицу.
Высокая, среднего возраста женщина с прикрепленной на Груди надписью «Представитель судебной медицины» вышла из комнаты Дэни и неприязненно взглянула на Кларенса. Она жестом позвала человека, который в ожидании курил возле бежевого фургона. Человек отшвырнул сигарету, достал из машины складные носилки, приподнял желтую ленту ограждения и
