Бамба следом за ними гнал быков.
Расположились у начала балки, на ровной поляне.
— Здесь, что ли, начнём? — спросил Наран.
Харцха взял горсть земли, помял её, подумал немного.
— Попробуем здесь.
Две лопаты с хрустом врезались в землю. Уступ, ещё уступ… Летели в стороны пласты земли. Харцха и Наран работали молча. Бамба поблизости пас быков. Потом землекопы сделали передышку.
— В старину, — начал Наран, — когда я был вот такой же, как Бамба, люди говорили, что человек познаётся в детстве и в работе, а настоящий конь — в жеребёнке и в упряжке!..
«Наверное, что-то интересное скажет», — подумал Бамба и подогнал быков поближе.
— И сейчас эта пословица жива, — медленно вставил Харцха. — Она вечно будет жить.
— Ты прав, — согласился Наран, — но я не об этом хотел сказать. В нашу молодость этой пословице придавали другое значение.
— Какое?
— Вора ведь тоже считали добрым молодцем. Удачно украл — хвалили; попадался — били.
Бамба не выдержал:
— Кто бил? Милиционеры?
Наран засмеялся:
— Тогда, вьюнок, не милиция была, а жандармы. Правда, они редко посещали нашу горячую степь, но иногда всё же бывали. Хотите, расскажу вам один случай?
Бамба подбежал ещё ближе, совсем забыв про быков. Отец укоризненно взглянул на него, но ничего не сказал: пусть слушает, что с ним поделаешь!
А Наран рассказывал:
— Приехал ко мне однажды Бодва́. Мы с ним дружили, хотя он старше меня лет на шесть был. А мне в ту пору четырнадцать стукнуло, овец я пас у богача Дорджи́на Бора́…
Наран достал кисет, закурил, несколько раз затянулся с наслаждением.
— Ох и ловок был этот Бодва! И на коне здорово скачет, и из чужой отары в любое время ягнёнка утащит, и человека любого вокруг пальца обведёт… Вот как-то подошёл он ко мне и спрашивает: «Хочешь научиться ездить верхом?» Ну кто же в детстве откажется от этого! «Хочу, — говорю, а сам боюсь, что Бодва просто смеётся надо мной. — Очень хочу!» — повторяю я. У отца моего лошади не было, поэтому я спал и во сне видел, как бы покататься верхом. А Бодва скакал, как настоящий джигит. Мало того, он к тому времени успел где-то уже украсть одну лошадь, и все его хвалили за это: «Молодец Бодва! Храбрый парень! Вот каким надо быть!» Для нас, мальчишек, Бодва вообще был героем. И вот поэтому, когда он пообещал научить меня скакать на лошади, я был на седьмом небе от радости…
Наран бросил окурок на сырую землю и поднялся.
— Ну, хватит, продолжение потом, в следующий перекур. А сейчас берёмся-ка за работу.
И опять звенят лопаты, опять тяжело дышат землекопы.
Наран вгоняет лопату до самого черенка и отбрасывает землю далеко от ямы. Харцха не отстаёт: на другой стороне ямы холм не меньше. Они будто соревнуются. И Бамбе приятно смотреть на их дружную работу.
Вот прошло пятнадцать минут, полчаса, час… А они всё роют и роют. Из ямы уже не видно их голов, а редкие отрывистые фразы раздаются будто из-под земли. Бамба лежит на траве и терпеливо ждёт, когда же начнётся очередной перекур. И неотступно думает о Наране. Раньше Наран никогда не говорил о себе, а тут вдруг рассказывает. А Бамба слышал, что Наран в молодости сидел в тюрьме. Но никто его за это почему-то не упрекал — наоборот, все любили и уважали. «Отчего он такой старенький, а крепкий? — думает о чабане Бамба. — И вон какой сильный — копает и копает, будто и не устал». Сложив калачиком ноги, Бамба стегает кнутом по полыни и время от времени поглядывает в сторону ямы. «Нет, всё ещё копают!» И вдруг снова слышит голоса. Оглядывается, а отец с Нараном уже стоят рядом. Наран опять берётся за самокрутку.
— Харцха, ты знаешь восхваление Аранза́ла Джанга́ра? — спрашивает он.
Отец отвечает:
— Знал когда-то, а теперь забывать стал.
— Тогда послушай, что в нём говорится. — И Наран читает восхваление:
Аранзал в крестце собрал
Всю грозную красоту свою,
Аранзал в глазах собрал
Всю зоркую остроту свою,
Аранзал в ногах собрал
Всю резвую быстроту свою…
А вот другое:
Сказывают, у прославленного скакуна
Шея лебяжья, стальная спина,
Чёлки подобны купавам речным,
Уши — кувшинным ручкам резным,
Очи пронзительнее мечей,
Крепость зубов сильнее клещей,
Редки шаги… Знайте, враги,
Гибель несут вам скакуны!
— К чему ты это всё? — спросил отец.
И Бамба обрадовался вопросу: он тоже не понял смысла восхвалений Аранзала Джангара.
— К чему? — переспросил Наран. — А вот к чему. Конь у Бодвы не хуже коня Аранзала был. Как почувствует на своей спине наездника — ветром становится. Несётся по степи точно вихрь. И вот однажды Бодва подвёл своего коня ко мне и говорит: «Садись, Наран». Я ушам своим не поверил! А когда увидел, что Бодва не врёт, даже испугался. «На такого коня?..» — «Не бойся, — говорит Бодва, — садись, мой конь умнее тебя». «Эх, — подумал я, — умирать так умирать!» И сел. Вернее, не сел, а с помощью Бодвы взобрался на коня. Взобрался, натянул поводья… И началось!.. Будто ураган засвистел у меня в ушах. Будто земля вихрем помчалась мимо меня. С перепугу перехватило дух, зарябило в глазах. Вцепился я левой рукой за луку седла, правой натягиваю повод… А что было дальше, не помню…
И снова оборвался рассказ Нарана. Опять Бамба остался наедине с волами и огромной степью. И когда наступило время ужина, когда солнце уже коснулось горизонта, Наран вылез из ямы, сполоснул лицо и руки и подмигнул Бамбе:
— Помнишь, малец, на чём я остановился?
— Помню, дядя Наран. Лошадь выбросила вас из седла…
— Правильно. А рассказываю я всё это для того, чтобы понял ты, какая жизнь у нас раньше была.
Наран сделал несколько глотков воды из белого эмалированного чайника и вытер рукавом рубашки губы.
— Так вот слушай, что было дальше. Привёз меня Бодва домой чуть живого. Два дня отхаживал — боялся, что помру. Но я крепким оказался, выжил. А отец с матерью за это время всю степь обшарили. Думали, сгинул я или сбежал. Когда я поправился немного, отец чуть не убил меня, да мать не дала.
А Бодва через несколько дней появляется снова. «Очень, говорит, ты понравился мне, Наран. Давай, говорит, побратаемся». Ну, я сдуру, конечно, и побратался. Для меня тогда это счастьем было. За год научил он меня лихо
