я не покрывал тебя все эти годы. Но больше так меня не пугай, я же черт знает что подумал.
— Чего ты там подумал?
— Ну… название такое… похоже на что-то венерическое.
— Чего? — возмутилась Яра. — Да я вообще-то девственница.
В комнате повисла тишина. Яру бросило в жар, она ощутила, как вспыхнули уши, и от этого зарделась еще сильнее.
— Ну, спасибо, что предупредила, — выдавил Григорий.
— Ты серьезно? — переспросила Яра, и плечи ее расстроенно поникли. — Ты серьезно думал, что… нет?
Григорий отвел глаза.
— Ну, тебе девятнадцать, и Сокол с завидной регулярностью потчует меня историями об отвергнутых тобой поклонниках, и, да… да, я думал.
— Даже не знаю, как к этому относиться, — потеряно пробормотала она.
— Яр, ну думал и думал, ну какая разница?
— Что я вот такая?
— Какая такая? Нормальная девчонка с бурлящими гормонами, которой есть из кого выбирать и которой наверняка движет любопытство?
— Да я ведь лет с семнадцати только за тобой и бегала! Ты что, вообще не замечал?
— Чтобы тебя не заметить, надо быть слепым, и еще не факт, что это поможет, — вздохнул Грач. — Конечно, замечал! И порой не знал, куда от тебя деваться. Нервов ты мне знатно потрепала…
— И тебя это не смутило, когда ты «думал»? — разозлилась Яра.
— Ну, я же тебе вроде никак не отвечал, так что…
— Больше не смей так думать, понял?!
Она подалась вперед, насупилась. Губки бантиком, бровки домиком. Грач не выдержал и рассмеялся.
— Ты такая милая, когда злишься, — улыбнулся он, продолжая свой марафон неожиданных признаний.
— Чего?! — снова вспыхнула она. — Так ты поэтому меня постоянно доводишь, да? Чтобы я была помилее? Ну так я сейчас…
— Яра!
— Да я даже не знаю, что с тобой сделать! Я… я… я тебя защекочу. Вот!
— Яра! Яр!.. Все-все, я все понял, я боюсь щекотки! Яра, не надо!.. Яра!
Но Яра была беспощадна. Не задумываясь, она пробежалась пальцами по его бокам, Григорий дернулся, пытаясь отпрянуть, но Яра не отступилась, пытаясь добраться до ребер.
Яра могла думать что угодно, но разумеется, Грач был сильнее и опытнее, и против него у нее не было ни единого шанса. Поэтому он очень легко скрутил ее, подмял под себя, коленом придавив ноги и блокируя руки, захватив запястья. Яра попыталась вырваться и обнаружила, что полностью обездвижена. Грач, действующий буквально на автомате, тоже осознал, что поза так себе, но отпускать не стал: что-то ему подсказывало, что она может попытаться отыграть второй раунд. Так и остались лежать, замерев. Григорий видел, как сменяются на лице Яры эмоции, контролировать которые она пока не умела. Гнев, обида, осознание, страх… Но не успел он подумать, что страха им тут не нужно, как он перетек в нечто другое.
— Я победила, — шепотом произнесла Яра. — Я решаю. Давай будем вместе, — и закончила, рвано выдохнув и сама поражаясь своей смелости. — Можем начать прямо сейчас.
Щеки у нее порозовели, глаза сверкали и дыхание сбилось. Волосы разметались по смятому во время их возни покрывалу. И выглядела она сейчас… Грач из-за всех сил постарался представить себе Сокола, но это мало помогло. Он резко отпрянул.
— Нет.
Яра села следом.
— То есть ты все же против наших отношений… — убито произнесла она.
— Нет, — качнул головой Григорий. — Но сначала я попрошу разрешения встречаться с тобой у твоего отца.
На несколько секунд установилась тишина, а потом Яра спросила дрожащим голосом, в котором Григорий уловил эхо надвигающихся слез:
— Это как будто я вещь, и вы договариваетесь о том, кому ею владеть?
Этого еще не хватало. Он тяжело вздохнул.
— Это как будто ты самое ценное, что у меня есть, и я не хочу все испортить. Поверь мне, так будет лучше.
Яра все-таки всхлипнула.
— Ты не находишь странным, что мы будем заниматься сексом с разрешения моего отца? — непонятным ему тоном спросила она.
— Яра! — взвыл Грач. — Боги! Ты это специально, да?
— Да, — ответила она. — Но мы теперь вместе, да? И мы будем это делать, правда? Просто скажи мне.
Она наклонилась вперед, и в ее глазах отразились уличные огни.
Григорий в полной мере ощутил, что значит гореть в аду. Ему нужен был не просто холодный душ. Ледяной. Ванна со льдом. Январская прорубь. Нырнуть и больше не выныривать. От ее взгляда лихорадило сильнее, чем если бы он начал раздевать ее.
— Ответь, Гриш, — снова попросила она шепотом. — Скажи мне, что это так и что все случится.
Григорий тяжело сглотнул. Внутри бушевал пожар. Яра гипнотизировала его взглядом, приближаясь все ближе и ближе, по миллиметру, но неотвратимо, словно была хищником, наконец обнаружившим свою жертву и теперь готовым броситься в любой момент, только вот подберется еще чуть-чуть. Она наклонилась вперед, уперлась руками в матрас, перенося на них вес, приближая свое лицо к его.
— Скажи мне, — выдохнула она, ее дыхание опалило ему губы, и Григорию казалось, что он слышит сумасшедший стук ее сердца. Или это было его?
— Скажи мне, — продолжила Яра, — что ты сделаешь это. Что не пойдешь на попятный. Что я снова окажусь в этой постели. С тобой. Что я смогу дотронуться до тебя. Скажи мне.
И он снова не сдержался.
Два месяца он ненавидел себя за тот поцелуй в коридоре. Поцелуй, каждое мгновение которого осталось навечно запечатлено в его памяти. Горячие нетерпеливые неумелые губы. Ее прерывистое дыхание. Ощущение тонкой талии в его руках и ребер, по которым прошлись ладони. И то, с какой готовностью она отозвалась, как взлетели ее руки, обнимая его за шею, как тонкие девичьи пальцы судорожно ухватились за его волосы. Тем вечером он не выпил ни капли спиртного, но это и не нужно было, он был пьян ею. И то, что он смог отпустить ее, было чудом.
Он помнил счастливую улыбку, озарившую ее лицо, когда он отстранился. И то, как она поблекла и исчезла, когда Яра поняла, что продолжения не будет.
В этот раз все было по-другому. Яра быстро перехватила инициативу и целовала так, будто мечтала его съесть. Судорожно, рвано, то и дело прерываясь, кусая за губы, словно мстя за те два года, что
