о том, чтобы сделать это по отдельности. Женщины просто не хотели рисковать, кто знает, как дети отреагируют… Рива плакала, не в силах осознать того, что видела — эти двое были действительно оттуда, из тех времен, когда евреев уничтожали просто за то, что они были.
Зеев переписал номера, чтобы запросить Яд ва-Шем, возможно, у этих двоих сохранились хоть какие-нибудь родственники. Обоих одели в ночные рубашки, просто опасаясь сделать больно, после чего Рива выдернула доктора из постели. Врач был человеком понимающим, поэтому ничего не сказал, ибо просто так его не стали бы дергать.
Одежду молодых людей выбрасывать, разумеется, не стали. Поэтому, когда доктор Залман вошел в дом, ему сначала показали одежду. Опустившийся на корточки мужчина ощупал ткань, винкели поднял посуровевшие глаза на раввина.
— Это настоящие или идентичные настоящим робы, — проговорил он. — Откуда?
— Сегодня я встретил на дороге двоих… детей, Виктор, — вздохнул Зеев. — Мальчик в этой одежде копался в мусоре, возможно, искал еду, а девочка, по-видимому, просто отдыхала.
— Ты потому меня вызвал? — лицо доктора стало еще суровее. — Считаешь, шутники?
— Да какое там, — махнул рукой раввин. — Кожа да кости и татуировка на руке… Они из Освенцима.
Нехорошо выразившийся врач накинул халат, входя в спальню, но был остановлен полным ужаса взглядом истощенной девочки. Очень истощенной, даже на первых взгляд.
— Нет… нет… нет… — шептала Гермиона, глядя на человека в белом халате. — Гарри, спаси!
Гарри сел, раскинув руки, защищая девушку, что сразу же понял Виктор. Доктор Залман спиной вперед вышел из комнаты к Зееву. Немного диковато взглянув на раввина, доктор сбросил халат прямо на пол.
— Они из Освенцима… — повторил врач слова друга, затем вздохнул и шагнул обратно.
На этот раз девочка отнеслась к мужчине спокойно, что тому очень многое сказало. Ибо такая реакция на белый халат… Историю он знал и знал очень хорошо. Тяжело вздохнув, врач начал осмотр с мальчика, не смущавшегося никого. Внимательно осмотрев глаза, рот, Виктор перешел к телу, стараясь ничем свой шок не выдать. На него будто смотрели страницы учебника.
От мальчика он перешел к девочке, которая по развитию была бы ближе годам к шестнадцати, если бы не истощение. Ну и страх в глазах пациентки тоже нервировал врача.
— Так… Их обоих много били, почти не кормили, поэтому нужно начинать с легких блюд, — объяснил доктор. — Сначала хоть как-то откормить, а там посмотрим, что с сердцем и другими органами. Пока не пугать, и пусть лежат.
— А с ногой? — поинтересовалась ребецин, на что врач улыбнулся.
— Сейчас забинтуем и все исправится, — он погладил обоих пациентов, отметив их рефлекторную реакцию и вышел из спальни сгорбившись.
— Ну что? — поинтересовался Зеев.
— Я не знаю, как это возможно, Зеев, но они были в Освенциме, — устало ответил доктор Залман.
А в спальне ребецин улыбалась подросткам, сообщая, что сейчас их покормят, отчего Гермиона явно забеспокоилась, оглядываясь вокруг. Ее ищущие глаза заставляли сердце ребецин сжиматься. Но вот одна из женщин принесла то, что с натяжкой могло называться супом, Гарри и Гермиону приподняли на подушках, и также, не разрешая подниматься, принялись кормить с ложечки.
Этот опыт был новым для Гарри, совсем новым, при этом юноша понимал, что о них заботятся, а не пытаются ограничить, хотя хотелось схватить тарелку и выхлебать баланду. Судя по тихому поскуливанию, Гермиона едва себя держала в руках, поэтому юноша взял ее за руку.
— Что такое? — озадачилась Рива.
— Хочется схватить и выхлебать, — признался Гарри. — И Гермионе хочется. Трудно держать себя в руках… И страшно, что отберут.
— Больше никто никогда не отберет, — вздохнула ребецин, погладив обоих.
Дети тянулись к ласке, как утопающий тянется к капле воды. От этого сердце женщины обливалось кровью. Всевышний решил спасти этих двоих, но сами они пережили такое, что даже представить сложно. Зеев, конечно, поищет их родных, но поймут ли они друг друга?
Глава 6
Понимая, что легко не будет, ребецин осталась с детьми на ночь. Она села так, что подростки не видели ее, и взяла в руки сидур. Женщины были освобождены от многих заповедей, но вот запрещать им не запрещали, поэтому Риве надо было поговорить с Ним, попросить за этих измученных детей.
— Мы теперь в безопасности? — поинтересовалась Гермиона. — Бить не будут?
— Не будут бить, — вздохнул Гарри. — Леви говорил, что бить девочек у нашего народа запрещено.
— А в бордель не заставят? — это был второй страх девушки, с которым она почти смирилась.
— Лагеря нет, Гермиона… — принялся объяснять сам с трудом верящий в это юноша. Но их раздели, не избили, не послали в лагерь, а помыли и покормили… — Нет ауфзеерок, баланды, брамы и овчарок. Апельплац, лагерштрассе и мор-экспресс тоже остались там, а мы теперь здесь.
— Нет лагеря… — прошептала девушка, а Рива пыталась сосредоточиться на молитве, но не могла. На страницы сидура капали слезы. — А что теперь?
— Надо узнать, как там твои… — задумчиво проговорил Гарри. — Я к Дурслям не пойду, от Освенцима они не отличались. Разве что крематория не было.
— Я боюсь… Мои меня, наверное, сумасшедшей объявят, а это крематорий… — будто забывая, что лагеря нет, объяснила Гермиона.
— Расскажите мне, пожалуйста, — попросила что-то понявшая Рива. — Вы попали в лагерь отсюда?
— Тише, тише, я расскажу, — успокоил заплакавшую было Гермиону Гарри.
Слушая о жизни сироты, его интерпретации этой жизни со ссылкой на неизвестного ей Леви, Рива понимала — мальчик говорит правду. Снова, как много лет тому назад, еврейского ребенка мучили за то, что он еврей! Посреди Британии мучили, и никто даже не почесался! Ну а потом пошел рассказ о Мире Магии. Рива была сквибом и знала об этом мире, правда, не ожидала, что там настолько все плохо.
Маги были им не по зубам, это Рива понимала очень хорошо, но вот то, что рассказывал этот ингеле — это было уже за гранью добра и зла, по мнению ребецин.
— Значит вы возвращались домой и сразу же попали… — Рива внезапно вообразила себе этот момент, почувствовав, что ее волосы зашевелились на голове.
— Был такой темный вагон, а потом нас всех начали выгонять,
