Отсюда, вероятно, и недружелюбие к ним «городской» части семьи.
«Так вот ты какой Хренов Уж, друг пернатых.» — подумал про себя Антон.
— Как до пустоши добрались? — Вслух поинтересовался он.
— Шкиперами…
«На перекладных» — Понял Антон и взялся за блокнот.
— Когда в доме очутились?
— Часам к пяти… — почесал затылок Уж-старший, но его тут же перебила Анна Николаевна, выкрикнув точное время прибытия гостей.
— В семнадцать сорок завалились! — её раздражённые вибрации отражались и в состоянии дамского коллектива самих Ужей. — Во, гляньте на них! Я же поначалу полицию звать собиралась, думала переселение бомжей по-нашему меридиану случилось…
— Каких таких бомжей?! — встала навстречу спортсменке крепкая Наталья Семёновна.
Анна Николаевна упёрла руки в крутые бока и с силой втянула воздух в свою мощную грудь… Казалось, вот-вот Ужи исчезнут с лица земли под давлением нарастающего в необъятных недрах спортсменки циклона.
— Держитесь за стулья! — Весело гаркнул Толик.
— Баталию прекратить! — Снова ударил по столу следователь.
Дамы тут же обмякли. Анна Николаевна с отвращением махнула рукой и ушла на кухню. Антон устало покачал головой.
«Цирк уехал — клоуны остались». Вписал он напротив цифр от 21 до 25.
— Вы бы в тенёк куда свалили… — Буркнул голодный Толик в сторону Ужей.
— Мешаем что-ль? — Искренне удивилась Ужиха-мать. — Ребятки, примите-ка влево.
Вся группа хреновых родственников организованно поднялась и мелкими перебежками рванула в наиболее свободную часть залы — левое крыло.
— И чё злятся-то, перцы? — Ворчал по пути Костя. — Думают надухарились так всё им можно, а нам нельзя…
Увесистый подзатыльник от руки Ужа-отца и звание «плуг колхозный» заставил замолчать обидчивого сына. В воцарившейся тишине, кто-то траурно пробасил.
— Дурдом на колёсиках…
— … со сквозняками. — Тут же печально добавили остальные.
О грехах и грешниках.
«Номера 26 и 27. Богословские, Павел Фёдорович и Зинаида Петровна. Шестьдесят и пятьдесят восемь лет. Назвали себя старинными друзьями семьи. Приехали в восемь двадцать вечера на семёрке «бимера» 98го года.
— Классика! — разглядывая машину из окна, восхищённо произнёс Антон. — Прекрасно сохранилась!
— Это вы на что это намекаете? — спросила Зинаида Петровна.
Говорила она, сжав зубы, и губы её, шевелясь, отделялись от них словно пластилиновые. А так как само лицо дамы и всё тело оставались мертвенно неподвижными, Антону подумалось, что в неё всадили лошадиную дозу Ботокса, при чём ошибившись местом…
— Можете нас обыскать, — вежливо предложил Павел Фёдорович. — Мы никуда не убежим.
Антон вернул просмотренные документы.
— Я так понимаю, вы тоже ничего не видели и не слышали?
Павел Фёдорович с расстроенным видом покачал головой. Зинаида Петровна кашлянула, давая понять, что ей есть что сказать.
— Я вот тут сижу, наблюдаю. — В тоскливом тоне начала гостья. — Молодёжь! Вы, Риточка. Как вам не стыдно. Тело своё старпёру продаёте, детка… Ваша мать тоже этим занималась? Нет? Вот бы она узнала… а вы, молодые люди, хоть бы кто-нибудь ласковое слово об усопших сказал! Шутки им всё… Голодные они… а сами в дорогих машинах понаехали… Вот мы, я и Павел Фёдорович, каждую субботу и двор убираем и траву в округе косим. А вы, что сделали полезного для общества? Ничегошеньки. Даже мусор за собой не уберёте. Ещё студентами себя считаете. Позор! Ведь кто-то из вас отравил двух человек… Преступники.
На последней фразе критичной гостьи юная часть публики зароптала. Антон странно улыбнулся. Ему вспомнились лихие годы «Перестройки»…
В начале девяностых, в жаркие дни мая, будучи отроком двенадцати лет, Антон украл чьи-то часы. В школе, в раздевалке. Электронные, черные спортивные часы. Возможно, дорогие. Просто случай помог, и никто его не увидел и не заподозрил… Вечером, после закрытия Универмага на проспекте Славы, он встал у дверей и в потёмках вытянул руку с «находкой»… Продал за полчаса, как говорят, закрытыми глазами, проходившему мимо старичку. Тут же рванул в продуктовый и на все деньги купил докторской колбасы. Это было единственное «дешёвое мясо». На всю неделю! Дома наелся до тошноты и ещё оставалось более половины. Но где хранить?! Холодильник родители давно продали. К соседям пойти — спросят от куда взял? Все же знают, что у семьи алкоголиков денег нет и не было… С родителями поделиться, но те на даче. Ага, дача у них. Одноместная времянка на шести сотках. Честным трудом они заняться решили — помидоры вперемешку с марихуаной выращивать… Антон сунул колбасу под диван. На утро в школе учителя устроили подробный допрос всем тем, кто был в раздевалке. Это испытание Антон выдержал со спокойствием. Он обладал завидной способностью эмоционально отделять себя от тех действий, в которых его могли обвинить. Но это не удовлетворило завуча, Семена Петровича. Человека пожилого и повидавшего не мало подобных случаев. Вызвали родителей. Колбасу надо было срочно съесть, к тому же она начинала портиться. Выбросить? Сердце кровью изойдёт! Столько усилий и напрасно. Пришлось сжевать нажитое. По мере наполнения желудка, Антон пришел к однозначному пониманию того, что ничего более гадкого он никогда в жизни не ел. Лучше было бы оставаться голодным… Давился три дня, но колбасу сожрал… уже позеленевшую и скользкую… Блевал с неделю.
— Афонин! — Как назло в понедельник в раздевалку вошёл Семён Петрович. — Я родителей твоих вызывал, а они пропали.
Антон ничего не сказал. Он ослаб. Лишь исподлобья глянул на завуча и заслуженного учителя бывшего СССР. Тот тоже как-то притих. Уставился в упор и вдруг… часы из кармана вынул. Спортивные, электронные, чёрные…
— Ты им напомни о том, что я их видеть хочу. — Медленно застёгивая ремень часов на левой кисти, произнёс завуч. — Им бы на твоё здоровье внимание обратить следует…
— Бог наказывает… — Между тем грозила пальчиком Зинаида Петровна. — Он всё видит!
— Бог учит, а не наказывает. — Неожиданно для всех возразил Антон, вскидывая вверх правую руку. — Не затрудняйтесь учить других… «Там» за вас уже подумали.
— «Мене, мене, текел, упарсин» — Торжественно вставил Захаров.
Лишившись поддержки наиболее уважаемой части публики, Зинаида Петровна вспыхнула.
— Вы безобразие оправдываете?! Вам бы арестовать всех надо, и по клетям рассадить… надолго. Может тогда у них у всех совесть проснётся…
Антон пристально глянул на собеседницу.
— Перефразируя известное выражение «за одного битого, двух небитых дают», я бы сказал так: за одного раскаявшегося грешника в чистилище двух святош предлагают.
— Это не Аристотель ли? — подхватил супруг Зинаиды.
— Нет, это я. — Буркнул Антон. — Мы с вами на людей с разных точек зрения смотрим. Я — со стороны горизонта, постепенно приближаясь, а вы — сверху… пролетая мимо.
— Этот следователь дурачит нам голову. — Глубокомысленно заметил Павел Фёдорович и тут же
