L'homme aux cercles bleus
Матильда достала блокнот и сделала следующую запись: «Типу, что сидит слева, на меня абсолютно наплевать».
Она отхлебнула пива и бросила быстрый взгляд на соседа, крупного мужчину, добрых десять минут барабанившего пальцами по столу.
Она вновь открыла блокнот: «Он уселся так близко от меня, словно мы знакомы, хотя я никогда его прежде не видела. Совершенно уверена, что не видела. Об этом типе в черных очках нельзя сказать ничего особенного. Я сижу на террасе кафе «Сен-Жак», мне принесли кружку пива. Пью. Я полностью сосредоточилась на этом самом пиве. Больше в голову ничего не приходит».
Сосед Матильды продолжал барабанить по столу.
- С вами что-то случилось? - спросила она.
Голос у Матильды был низкий и хрипловатый.
Мужчина подумал, что это голос женщины, которая курит не переставая с утра до ночи.
- В общем, нет. А что? - поинтересовался он.
- Да, знаете ли, ваша барабанная дробь меня нервирует. Сегодня меня всё выводит из себя.
Матильда допила пиво. Оно показалось ей пресным - типичный воскресный вкус. Матильда называла это «болезнью седьмого дня», и ей казалось, что она подвержена этому весьма распространенному недугу больше, чем какому-либо другому.
- Вам лет пятьдесят, насколько я могу судить, - произнес человек, не отодвигаясь от неё.
- Возможно, - ответила Матильда.
Она была сбита с толку. Что этот тип к ней привязался? Всего лишь секунду назад она заметила, как ветер сдувает струйку фонтана, что напротив кафе, и вода стекает по руке статуи ангела, стоящей внизу: возможно, именно такое мгновение может подарить ощущение вечности. А этот тип сейчас как раз портил ей единственное мгновение вечности за весь седьмой день.
К тому же обычно ей давали лет на десять меньше. И она не преминула ему об этом сообщить.
- Ну и что? - заявил тот. - Я не умею оценивать людей, как все. Тем не менее я предполагаю, что вы, наверное, красивы, или я ошибаюсь?
- А разве с моим лицом что-то не так? Судя по вашему виду, вы на меня и не смотрели толком! - ответила Матильда.
- Вовсе нет, - сказал странный мужчина, - но я предполагаю, что вы скорее красивы, хотя и не могу в этом поклясться.
- Воля ваша, - произнесла она. - Что касается вас, уж вы-то точно красавец, и я могу в том поклясться, если вам это пойдет на пользу. На самом деле это всем идет на пользу. А потом я уйду. По правде говоря, сегодня я слишком раздражена и потому не имею ни малейшего желания беседовать с кем-то вроде вас.
- У меня тоже тяжело на душе. Я хотел снять квартиру и отправился было ее смотреть, а она оказалась уже занята. А с вами что приключилось?
- Я упустила одного совершенно необходимого мне человека.
- Подругу?
- Нет, одну женщину, я за ней наблюдала в метро. Столько всего записала о ней в блокнот, и тут она внезапно исчезла. Видите, как бывает!
- Нет, ничего я не вижу.
- Вы и не пытаетесь. Вот в чем суть.
- Разумеется, не пытаюсь.
- У вас тяжелый характер.
- Очень. Ко всему прочему я еще и слепой.
- О господи, - воскликнула Матильда. - Извините меня!
Человек повернулся к ней с недоброй улыбкой:
- А зачем вам извиняться? Ведь в этом нет вашей вины.
Матильда решила, что ей пора перестать болтать. Однако, она была совершенно уверена, что ей это не удастся.
- А кто же в этом виноват?
Красавец-слепой, как мысленно окрестила его Матильда, отвернулся и теперь сидел к ней почти спиной.
- Виновата одна дохлая львица: я производил ее вскрытие, изучая двигательный аппарат семейства кошачьих. Ведь это же совершенно никому не интересно! Иногда я говорил себе: какое чудо, а порой думал: черт возьми, львы просто ходят, пятятся назад, прыгают, и нечего тут больше знать. А в один прекрасный день я сделал неловкий надрез скальпелем.
- И из трупа брызнуло во все стороны.
- Точно. А вы-то откуда знаете?
- Был один парень, что когда-то построил колоннаду Лувра, он погиб именно так: его убил верблюд, лежавший на секционном столе. Но то было давно, и то был верблюд. Разница все же есть.
- Падаль остается падалью. Брызги попали мне в глаза. Я погрузился во тьму. И все, с тех пор я уже не мог видеть. Черт бы меня побрал!
- Вот мерзавка эта львица! Мне доводилось видеть таких животных. Сколько времени прошло?
- Одиннадцать лет. Может статься, эта львица сейчас смеется надо мной. Впрочем, я и сам над собой смеюсь. Только не над тем скальпелем, что я держал в руке. Через месяц после того случая я вернулся в лабораторию, разгромил ее и повсюду разбросал разлагающуюся плоть. Я хотел, чтобы в глаза всех окружающих проникло гниение, и я уничтожил все, что было сделано нашей группой в области исследований опорно-двигательной системы кошек. Понятное дело, это не принесло мне полного удовлетворения.
Я был разочарован.
- Какого цвета были ваши глаза?
- Черные, как крыло стрижа, черные, как ночное небо.
- А теперь они какие?
- Никто пока не набрался смелости их описать. Думаю, они черно-красно-белые. При взгляде на них у людей перехватывает дыхание. Представляю себе, какое это должно быть отвратительное зрелище. Я теперь никогда не снимаю очки.
- Мне бы очень хотелось увидеть ваши глаза, - заявила Матильда. - И тогда бы вы точно узнали, какие они. Ничто отвратительное не может меня смутить.
- Так все говорят. А потом плачут.
- Однажды во время погружения мне в ногу вцепилась акула.
- Сцена не из приятных, согласен.
- О чем вы больше всего сожалеете из того, что вам больше не суждено увидеть?
- Вы меня просто убиваете своими вопросами. Не стоит весь день говорить о всяких львах, акулах и прочих мерзких тварях.
- Конечно, не стоит.
- Мне жаль, что я не могу видеть девушек. Весьма банально.
- Девушки куда-то подевались после того случая с львицей?
- Представьте себе, да. Вы мне не сказали, почему следили за той женщиной.
- Ни почему. Я за многими наблюдаю, знаете ли. Это сильнее меня.
- Ваш возлюбленный ушел после того, как вы повстречались с акулой?
- Один ушел, другие пришли.
- Вы особенная женщина.
- Почему вы так говорите? - удивилась Матильда.
