на мне наручники? — её слова были рычанием, а её тело было таким напряжённым, что я подумал, может быть, она могла бы сломать его пополам, если бы наклонилась под неправильным углом.
Но всё, что я видел, был вызов.
И это взволновало меня больше, чем что-либо за всю мою жизнь.
— Это временно, — заверил я её. Она мне не поверила, поэтому я продолжил: — Мы принимаем меры предосторожности. Тебя могли укусить. Вы можете принести нам вирус.
— Мы даже не знали, что вы здесь, — выдавила она.
Она лгала. Ранее она доказала, что знала о наличии здесь города. Тем не менее, я позволил ей соврать, запомнив её лицо в процессе лжи, то, как её глаза опустились, как её плечо рефлекторно дёрнулось вверх, как она потянула за уголок нижней губы. Это были её подсказки, и теперь я буду знать, когда она снова солжёт мне.
— Вы нашли нас, — напомнила она, — а не наоборот.
— А ты можешь себе представить, каково нам приходится изо дня в день?
По крайней мере, эта часть была правдой. Я не стану ей лгать. Я буду лучше в этом аспекте и оправдаю свои действия.
— Люди бродят по округе? Потенциально несущие вирус или наткнувшиеся на нас и надеющиеся избавить нас от еды и оружия? У нас здесь постоянное поселение, мы должны его защищать.
Всё её тело затихло от моего аргумента. В этом был смысл, и она это знала.
— Не надо обращаться с нами как с пленными. Вам не нужно было разлучать нас.
— Это был твой парень, с которым ты была? — потребовал ответа я.
Я знал, что это не так, но это было ещё одно испытание. От одних этих слов по моему телу пробежала слабая волна зависти. И даже если бы я знал, что Вон не принадлежал ей, любой из других заключённых мог принадлежать. Она защищала одного из них, притворяясь с Воном, и эта идея, мысль о том, что она защищает кого-то другого от меня, бесила меня, как ничто другое. Когда она не ответила, я чётко объяснил ей ситуацию.
— Его братья появились вчера поздно вечером, они крались вокруг нашего поселения. С ними был мой младший брат, мой непокорный, упорный, непослушный младший брат. А потом мы нашли тебя и твоего… парня сегодня утром. Вы, очевидно, тоже путешествуете. И судя по всему, знали, что они опередили вас прошлой ночью.
Она вздрогнула от моих обвинений, но попыталась скрыть свою вину уклончивым вопросом:
— Как ты узнал, что они братья?
Я позволил себе уведомить её, зная, что мои доводы заглушат большую часть её гнева.
— Это довольно очевидно по их виду, — я закатил глаза, в основном из-за усилий не обвинить её во всей лжи, чем из-за чего-либо ещё. — И даже если бы это было не так, у них одна и та же марка оружия. Соответственно, я сделал наблюдательное предположение.
Она не ответила. Она сжала губы и посмотрела на меня, беспомощно нахмурив свои женские брови. Я вздохнул и объяснил, надеясь ослабить напряжение между нами:
— Я не пытаюсь быть плохим парнем. Но я буду защищать то, что принадлежит мне.
Но чего я не сказал вслух, так это того, что теперь она принадлежала мне — она была моей.
И я буду защищать её даже от неё самой.
Она встретила мой пристальный взгляд и пообещала:
— Я тоже.
Я медленно кивнул, понимая её преданность. Но я также знал, что она скоро переключит эти непреклонные чувства на меня.
— Не отходи от меня, — сказал я ей. — Поняла?
Она не ответила, и я почувствовал настоятельную необходимость заставить её согласиться со мной. Я буду защищать её, буду оберегать её. Если она убежит от меня, то, то что ждало её в остальной части Колонии, было бы немыслимо. И я буду вынужден убить любого, кто хотя бы взглянет на неё.
— Я скажу это один раз для твоей пользы и больше не повторю. В этом лагере мало женщин. Но мужчин у нас в избытке. И мы не делимся нашими женщинами. После того, как ты принимаешь сторону одного мужчины… он тебя защищает. Я могу тебе не нравиться, но то, что находится в этой комнате, ещё хуже. Оставайся рядом со мной.
Она по-прежнему оставила мою просьбу без ответа, но я увидел понимание в её взгляде. А потом вызов. Этот чёртов мятежный дух восстал, и она вздёрнула подбородок, словно говоря «пошёл ты». Горячая ярость соответствовала её упрямому поведению, и у меня было сильнейшее желание схватить её за руки и встряхнуть, пока она не пообещает мне повиноваться. Я проглотил леденящее душу разочарование и сжал кулаки по бокам. Я не позволю ей вывести меня из себя, не позволю ей заставить меня потерять контроль. Я был не из тех парней, которые закатывают истерики, когда не получают того, чего хотят. Я выжидал. Я был терпелив. И я буду рядом с ней, буду терпелив для неё.
Тем не менее, просто чтобы подчеркнуть суть, я предупредил:
— Просто скажи мне, что ты, хотя бы, понимаешь, что с тобой может случиться. По крайней мере, заставь меня почувствовать себя немного увереннее, когда я возьму тебя туда.
Опасные эмоции промелькнули на её лице, и её бицепсы напряглись в попытке причинить мне физический вред. Наконец она сказала:
— Почему ты должен чувствовать себя уверенно, когда я даже не чувствую своих пальцев?
Вот и всё. Я не мог сохранять хладнокровие из-за её неразумности. Я повернулся и рывком открыл дверь, желая выместить свой гнев на чём-нибудь. Я придержал для неё дверь, сглотнув от разочарования, закипающего в моём горле. Я чувствовал, как мой опасный темперамент поднимается до обжигающего уровня, но было это скрытое волнение, которое волновало и сотрясало мою обычно устойчивую суть. Мои чувства обычно были предсказуемы, и даже если я испытывал крайности спектра, будь то сильная радость или слепая ярость, я мог рассчитывать на то, что они останутся со мной на некоторое время. Но с Риган… была эта ошеломляющая непредсказуемость, которая возрастала во мне. Я никогда не знал, что она скажет дальше или как я отреагирую. Казалось, я ничего не чувствовал раньше, а рядом с ней ощущал этот поток противоречивых эмоций, которые как стробоскопы, заставляли мою голову кружиться, пока я не почувствовал дезориентацию и потерю равновесия.
Поэтому, хотя я и хотел злиться на неё, когда она проходила мимо меня, я поддразнил её:
— Только не говори, что я тебя не
