сок. Макар лежал рядом со зловонной дырой подвала и никак не мог надышаться. Вход в подвал находился среди кустов и груды обломков усадьбы. Было непонятно, как Потапов вообще нашел это место.
Надышавшись и опьянев от свободы и от того, что жизнь продолжается, Макар поднялся и шатаясь пошел в сторону от усадьбы. Он сделал круг вокруг, вспоминая, с какого ракурса видел ее, когда следил за Потаповым. Нашел нужный ракурс, развернулся и пошел в лагерь.
Лес только просыпался, раннее утро солнечными лучами выгоняло прочь ночную свежесть. Просыпались птахи, кружили от цветка к цветку работяги шмели. Все шло своим чередом, мир опять не заметил того, что случилось страшное.
И вдруг Макар понял, что для самого мира нет ничего страшного или прекрасного, что все в нем происходит так, как должно происходить. Мир живет, и все, что в нем случается, — неотъемлемая его часть. Нет ни добра, ни зла, есть постоянный круговорот вдохов и выдохов, рождения и смерти, света и тьмы, где одно не может существовать без другого. Ведь, если не будет боли, как понять, что ничего не болит? Если нет несчастья, как почувствовать себя счастливым?
Макар шел, будто плыл по воде огромного лесного озера. Перед глазами стояла туманная пелена. Он сам не понял, как вышел к забору лагеря, как дошел до ворот. Он долго стучал руками и ногами в дверь, кричал, чтобы его впустили, просил о помощи. В лагере тоже кто-то кричал.
Дверь открыл бледный сторож, перекрестился, и ни слова не говоря отступил в сторону. Макар вошел.
На площадке перед корпусами на коленях стояла завхоз Ирина Павловна. Она то рыдала, глядя в землю, то выла, смотря на небо, то просто кричала во весь голос и рвала на себе волосы. Жуткие крики взрослых и плач раздавались из административного корпуса и из корпуса малышей. Возле некоторых корпусов на траве и на тропинках лежали мертвые дети. Видимо они выбегали на улицу, в поисках помощи, падали и уже не могли встать. Значит, Потапов не лгал.
Врачиха Валентина Петровна выбежала из одного корпуса и побежала в другой, потом увидела Макара, чуть не споткнулась, остановилась.
— Живой! — закричала она и побежала к нему. — Живой, родненький ты мой!
Она схватила Макара в охапку, обнимала, целовала.
— Живой, хоть один живой, — шептала она. — Сыночек мой родненький.
Макар понял, что она не в себе, оттолкнул ее и пошел в сторону своего корпуса. Нужно было собирать вещи. Не хотелось ни минуты больше оставаться в этом лагере. Лучше уж сидеть на чемодане за воротами, чем быть тут.
— Смотри, Валь, еще один, — сказал сторож.
Макар увидел, как по тропинке к ним в одних трусах и майке идет Савва. Савва плакал. Врачиха побежала к нему.
— Живой, живой, сыночек! — кричала она.
Савва, стиснутый в объятиях Валентины Петровны, посмотрел на Макара, но тот не смотрел в его сторону. Он шел и думал о Люське. Неужели, она тоже умерла? Теперь в городе они не погуляют. Теперь они никогда больше не погуляют. Интересно, а можно забрать мертвую Люську с собой домой или будет плохо пахнуть? Мысли путались в голове.
ЭПИЛОГ
Макар вошел к себе в палату. Ребята лежали, кто где. Илья свернулся калачиком на своей койке, лицом к стене, обхватив живот. Сзади на штанах расплылось мокрое пятно, по синюшному цвету кожи было понятно, что он мертв.
Генка лежал ничком прямо на проходе, в луже собственной рвоты. Петька сидел на полу возле тумбочки, голова его завалилась набок, на подбородке и майке налипли остатки пищи.
В палате стоял кислый дух нечистот. Макар переступил через Генку, подошел к окну и распахнул створки. Вместе со свежим воздухом в палату ворвались мухи. Макар подошел к своей тумбочке и хотел было начать собирать вещи, но увидел уголок тетрадного листка, который торчал из-под подушки.
Он вынул сложенный пополам листок, развернул и прочитал: «Не ешь и не пей ничего сегодня на ужине. Хочу, чтобы ты жил». Боль в затылке вспыхнула с новой силой, перед глазами пронеслись велосипедные спицы в руках Потапова, расползающееся пятно крови на футболке Левы, агония Долина.
Макар узнал почерк, такими же аккуратными, прижатыми друг к другу буквами была подписана тигровая бабочка. Медленно, сквозь пелену, которой закрылось его сознание от окружающего мира, к Макару пришло понимание того, что происходило на самом деле, и с кем разговаривал биолог.
У Макара перехватило дыхание. Он подбежал к окну и посмотрел на площадку перед корпусами. Там Валентина Петровна стояла в обнимку с Саввой и гладила его по голове утешая. От жилого корпуса малышей нечеловеческой походкой к ним шел лагерный баянист. Увиденное подкосило даже повидавшего всякое фронтовика.
Все так же светило солнце, медленно ползли по бархатно-синему небу облака, чирикали, перелетая с дерева на дерево, птахи. Ветер шелестел листвой и гулял волнами в траве. Порхали над цветами в клумбах лимонницы и крапивницы. Но сам лагерь, заваленный трупами, замер и навсегда остался в памяти сумасшедшего коллекционера.
Сторож распахнул ворота. Внутрь, сверкая мигалками, въехали три экипажа скорой помощи, во главе с милицейской машиной.
Макар выдохнул, сложил тетрадный лист и положил в карман, а затем пошел собирать вещи. Странно, но в тот момент ему очень захотелось купить сачок.
