в атаку мальчишка, вырывая тетрадь из рук сестры.
— Ах ты постреленыш! Ну погоди, сейчас я тебе уши-то пообрываю, нахалёнок! — бросилась вслед за припустившим от нее братом девчонка.
— Андрейка, ремень по тебе плачет! — крикнул во след сыну Егоров, и, усмехнувшись, повернулся к Мишке. — Садись, садись, Миша. Кушай вот. Я вчера поздно вернулся, ты уж отдыхать пошел, так я не стал тебя тревожить, с утра решил поговорить.
— Случилось что, Павел Константиныч? — тревожно сдвинул брови Мишка.
— Нет, не волнуйся, все в порядке, — отправляя в рот остатки яичницы и собирая со дна тарелки растекшийся желток хлебом, качнул головой Егоров. — В райотдел милиции я вчера ходил, с начальником разговаривал. В общем, хорошо все, паспорт он дал распоряжение тебе выдать. Прописку у меня сделает. Так что все просто отлично складывается, — отодвигая от себя тарелку и смахивая со стола крошки, проговорил он. — Так что вот тебе деньги, — Егоров, потянувшись, взял с серванта деньги и положил их возле Мишки. — Ступай в город, заберешь фотокарточку, что позавчера делали, да иди в райотдел. Там тебе паспорт выпишут. Адрес-то мой хорошо помнишь? — уточнил мужчина.
— Село Залесово, дом семнадцать, — отрапортовал Мишка, торопливо запив молоком откусанный хлеб.
— Верно. Не забудь военный билет и наградные листы взять. Да, чуть не забыл! Старею… Как паспорт получишь, ступай в сельсовет. Вот тебе домовая книга, пускай тебя сюда впишут там, и гляди, чтоб штемпсель шлепнуть не позабыли, — подавая ему аккуратно завернутую в потертую газету толстую тетрадь, проговорил Егоров. — В сельсовете наградные листы покажешь, пускай списывают да на выплаты тебя ставят. Хотя и небольшие, а все же деньги, — серьезно взглянул он на Мишку. — Всё ж подспорье какое-никакое…
— Спасибо, Павел Константинович! — обрадовался Мишка. — Это ж я с пропиской да с паспортом теперь и работать смогу! С первой зарплаты и отдам сразу! Спасибо вам огромное!
— Да пока еще не за что, Миша. Ты паспорт сперва получи, — усмехнулся Егоров, глядя на искреннюю детскую радость парня. — Да, и с заводом пока не спеши. Чернорабочим завсегда успеешь. Учиться тебе надо.
— Павел Константинович! Ну куда мне учиться? Я уж вырос. Поздно мне за парту возвращаться, — поникнув, ответил ему Мишка. — Ну какой из меня школяр?
— Учиться, Миша, никогда не поздно. Но о том мы с тобой позже побеседуем, сейчас уж время много, а разговор у нас с тобой серьезный будет, — встав и надевая китель, строго проговорил Егоров.
За забором раздался сигнал клаксона.
— О! Машина приехала, — вздохнул он. — Успеешь собраться? Давай подброшу до города?
— Конечно! Я ща, я мигом! — подорвался Мишка, бросаясь в свою комнату.
Вечером, как закончились поздравления с получением паспорта и обнимания счастливого и засмущавшегося Мишки, все отужинали, и Егоров вернулся к утреннему разговору.
— Ну что, Миша, подумал насчет учебы? — выйдя за калитку и усаживаясь на лавочку, стоявшую возле забора, поинтересовался у него Егоров.
— Подумал, Павел Константиныч… Поздно мне уж учиться. Да и на работу устраиваться нужно. Ну как я буду и работать, и учиться? — вздохнул Мишка. — Да и быть переростком в классе тоже… Нет уж, видать, не судьба мне выучиться.
— Почему переростком? — нахмурился Егоров. — Ты что ж это, в обычную школу, что ли, собрался? К Андрейке, во второй класс?
— Дак я ж четвертый-то не закончил… Задурил, — опустил глаза Мишка, смущенно возя ногой по палой листве. — Кто же меня в вечорку-то возьмет? Я ж даже пионером не стал, не то, что комсомольцем… Да и не примут меня в комсомол, — вдруг зло пнул он собранную кучку листвы. — Так что пустое это, Павел Константинович. Пойду на завод, может, хоть туда возьмут.
— Погодь, погодь, парень, — нахмурился Егоров. — Что-то ты много тут нагородил, свалил все в кучу, понимаешь. Давай разбираться. Во-первых, есть школы рабочей молодежи — это раз.
— Так то рабочей, Павел Константинович! А я ж трутень!!! — развернулся к нему Мишка.
— Ты дослушай! И не перебивай! А то влеплю пять нарядов вне очереди за несоблюдение субординации! — повысил голос до командирского Егоров.
— Есть дослушать, товарищ полковник! — отозвался Мишка, ссутуливаясь на краю лавки.
— Вот и слушай! А то ишь — трутень… Слово-то какое подобрал, — недовольно дернул головой Егоров. — Трутней, между прочим, орденами за отвагу да медалями не награждают! — рыкнул он, не в силах успокоиться.
Мишка в ответ только вздохнул, не смея перечить Егорову.
Достав порядком измятую пачку — курил Егоров только в минуты ну очень глубокой задумчивости или крайнего раздражения — полковник вытянул папиросу, нервно помял ее пальцами и чиркнул спичкой. Глубоко затянувшись, он откинулся спиной на забор и медленно выдохнул дым в звездное небо.
— Почему тебя не примут в комсомол? — вдруг выпрямляясь и поворачиваясь к Мишке всем корпусом, резко спросил он.
— Так я же член семьи врага народа… — растерянно пролепетал Мишка. — Отца в тридцать седьмом по 58-й расстреляли…
— Кто об этом знает? У тебя это на лбу написано? — рявкнул на него Егоров. — Сегодня ты герой, у тебя два ордена Отечественной войны, три медали за боевые заслуги, три ордена Красной звезды, орден Красного знамени, две медали за отвагу и так, еще пяток по мелочи. Я ничего не забыл? Кроме того, ты — приемный сын полковника, командира закрытой воинской части, боевого командира, прошедшего всю войну. И тебя не примут в комсомол?
— Павел Константинович… Меня же проверять станут… — Мишка чуть не заплакал. — Еще и на вас тень упадет из-за меня…
— Тебя война уже проверила! — рыкнул Егоров. — Так проверила, что тем соплякам в кабинетах и не снилось! И прекрати нюни распускать! Ты солдат, боевой разведчик! Ты перед танками не пасовал, в тыл к немцам забирался, уводя у них из-под носа ценнейших «языков» и принося бесценные сведения, и вдруг спасовал перед сопляками, что пороху не нюхали? Они тебя проверять станут? Ну пусть проверят! — снова разошелся Егоров.
— Я вор, Павел Константинович… Я ж на фронт сбежал, чтоб в тюрьму не идти… — почти прошептал Мишка.
— Ты — боец
