было куда проще — он редко козырял непонятными словами, Аля же привыкла к ним и только смеялась, когда Митя перебивал ее:
— Подожди! А что такое — аргумент? С чем его едят?
— Логический довод, — машинально отвечала она. — Свои соображения следует аргументировать.
— Заковыристое слово. Матчасть — знаю! Каптерку — знаю, аргумента — не знаю.
— Это простое слово, совсем простое.
— Я сам человек простой… Откуда мне знать?
— Это не простота, Митя, а примитивность.
«Ну и пусть, — думал он, — примитивность так примитивность. Каждому свое. А с ней дружу не потому, что она умная и пишет очерки, а так… глаза у нее красивые… А что ходим по улицам, так это временно. Надо уметь ждать. Когда-нибудь позовет к себе».
Они идут широкой улицей, точно темной рекой. С каждой встречей Аля нежней. Даже смех ее стал теперь другим: тихим и ласковым. Митя прижимает локоть ее к себе. «Девка есть девка, — думает он, — ученая или которая кирпичи таскает».
— Сядем на автобус… Через две остановки мой дом. Попьем чаю.
Митя молчит. Главное, не торопиться, главное, не спугнуть.
— Нет, — говорит он вяло. — Что такое чай для двух взрослых людей? Уж лучше я приду в следующий раз с вином. Не прогонишь?
…Он едет обратно. В полупустом автобусе тихо, и всем слышно, как Митя стучит замерзшими ногами. «Потеха. Все идет, как по маслу. Но холодюка, жуть дело! Когда же лето!»
До общежития он пускается со всех ног. По замерзшему асфальту рассыпается гулкий стук.
За тумбочкой сидит тетя Луша. Она спит, уронив голову на руки, прикрыв лицо концом пухового платка. В коридоре уже выключен свет.
— Ого! — Митя смотрит на часы. — Так можно ноги отморозить, запросто! Половина суток на улице.
С дивана встает Галя. Митя видит ее плечи и очертания опущенных рук.
— Откуда ты? — спрашивает она вполголоса. — По телевизору кино было — комедия…
— Гулял. Ночь, звезды, луна, жуть дело. — Ему не хочется говорить.
— А меня не позвал…
— Ты же кино смотрела.
— Кино! Если бы ты позвал.
— Ездил к старому другу. Большая мужская компания!
— Мужская! С журналисткой ты был.
— Да?! Аргумент у тебя есть?
— Есть! — говорит Галя.
— Ну и оставайся со своим аргументом.
— Значит все? — растерянно спрашивает Галя.
Взявшись за ручку двери, Митя думает.
— Все? А что — все? Шла бы ты спать. Счастливых снов.
В комнате один Федор и не за столом с учебниками, а ходит медленно от двери до окна. Ворот рубашки расстегнут, тяжелые плечи опущены, выражение лица постное. От стен к потолку тянутся угловатые тени. Митя сбрасывает ботинки, садится на пол около батареи.
— Ноги застыли, жуть дело. А ты, Федул, что губы надул? Двойку получил?
— Нет. Нам сейчас двойки не ставят.
— Что такой хмурый да невеселый? Неприятность?
Федор продолжает ходить, то и дело заслоняя свет настольной лампы.
— Нет! — говорит он глухо. — Хуже чем неприятность. Как говорить — не знаю.
— Уж как-нибудь скажи. Или никак не говори.
— Валентина выходит замуж… Понимаешь? Выходит замуж за другого.
Митя растерянно скребет лоб.
— Если не шутки, то попал в историю. Аргументы-то есть?
— Что?
— Факты?
— Подруга все рассказала. И как зовут его, и когда свадьба. А может, Валентина со зла? Я редко бываю. Может, просто пугает меня. — Федор останавливается и с надеждой глядит на Митю.
— А ты во что больше веришь?
— Я-то? — Федор вздыхает. — Я ее много лет знаю. Думал, дождется. Понимаешь, она считает, что я недостаточно ее люблю. «На первом плане, — говорит, — у тебя все, что угодно, только не твоя девушка. А мне нужна такая любовь, которая все сметала бы. Вон в книгах на смерть идут ради любви… А ты иной раз пропустить занятия боишься. Нет большой любви, а пробавляться малым не стоит». Вот ее философия. Ну, что сказать ей, как разубедить?
— Один выход есть — послать к чертовой матери! Эгоистка!
— Да! Послать! Пусть как хочет. Жизнь не тетка… Еще вспомянет! — почти кричит Федор.
За дверью шаги и сдержанный шепот. Федор замолкает. Опустив голову, подходит к постели и разбирает ее. Дмитрий тоже укладывается. Настольная лампа освещает комнату ровным светом.
Бесшумно открывается дверь, осторожно в комнату проникает Илья. Он торопливо сдергивает одеяло, кулаком взбивает подушку.
— Ну и жизнь твоя! — говорит с доброй насмешкой Дмитрий. — Жена на одном, ты на другом этаже. Вот тебе, Федя, наглядный аргумент! Радоваться холостякам надо — не жалеть.
— Ладно тебе, — просит Федор.
И Митя замолкает. Лежит на боку, подсунув сухую шершавую ладонь под щеку. Ему видно освещенное окно. Желтые лучи автомобильных фар скользят по тополиным веткам. «Дела! — рассуждает Митя. — Ну, как это можно быть несчастным? Чтоб девчонка тебя не полюбила? Не понимаю, жуть дело!» Он закрывает глаза, и сладкий сон приходит к нему. Митя улыбается, лицо у него чистое, без морщинок. В полусумраке комнаты видно, как смешно оттопырены губы. Тихо в одиннадцатой комнате, тихо в общежитии. Сон обошел все комнаты и теперь правит в этом доме.
В начале рабочего дня Дмитрия вызвали к Вахрушеву. Начальник цеха читал на монтерском пункте вахтенный журнал. Старший монтер Кашкин сидел с другой стороны стола и неторопливо говорил что-то не то Вахрушеву, не то монтеру Васе Елкину.
— Прибыл по вашему приказанию! — весело отрапортовал Дмитрий.
— Садись, — распорядился Вахрушев, поднимая от журнала голову. — Будешь стажироваться на монтерском, в смене Василия Ивановича.
— Не было такого уговора! — бодро ответил Митя. — Как же Откосов из меня человека будет делать?
— У нас порядок, — продолжал серьезно Вахрушев. — Сначала новичок становится монтером.
— Хоть он инженер, хоть кто, — вполголоса, но уверенно, хозяйски вставил Кашкин.
— Узнаешь схему станции. Монтером все закоулки облазишь, — Начальник цеха внимательно разглядывал Дмитрия. — А после этого «курса» вернешься в бригаду к Николаю Васильевичу.
— С сего дня ты — стажер. — Удовлетворенно кашлянул старший монтер, перебивая начальника. — Пока ходи следом за Васей. Он за тебя отвечает. Ходи и учись.
— Начальству видней, — Митя перевел взгляд с Вахрушева на Кашкина. — Хотелось бы с Ильей доделать его тележки… Но ничего не попишешь: приказ есть приказ.
— Сейчас пойдешь со мной, — Вахрушев поднялся. — Инженер по технике безопасности тебя проинструктирует, а после обеда — стажер.
— А получка, Павел Павлович, не того — не уменьшится?
— Получка? — начальник даже не оглянулся. — Зачем тебе получка большая, холостяку?
В полдень солнечные полосы расчертили паркетный пол на питательной площадке у монтерского пункта. Они упирались в черную дверь котельного цеха.
Застекленное помещение для монтеров было расположено с таким расчетом, чтобы в случае аварии одинаково близко было до оборудования машинного зала и котельного цеха.
— Здесь жарко, — сказал Вася Елкин Мите, когда
