нашей такие гражданки».
— Скажите, а чего вы так на директора совхоза окрысились? — спросил я ее. Тетка как-то изучающе взглянула на меня. Потом повернулась к Вилену и, кивнув в мою сторону, спросила:
— Это что за хлопец? Не тот ли, который из Москвы с ученым агрономом приехал?
Я ей сказал, что я действительно приехал из Москвы.
— А интересно, почему мы все-таки должны стекла побить у директора?
Тетка сверкнула очами на нас и махнула рукой:
— А идите вы к шуту. Ничего я вам такого не говорила.
— Говорила. Только что говорила. Но бить стекла мы все же не будем, — сказал Вилен. — А знаете почему? Вы же сами говорили, что мы пионеры. Вот по этому самому и не будем.
Тетка резко повернулась, взяла свой кузовок и быстро зашагала по тропке к поселку, Остались мы у спущенного пруда сноба втроем. Проводили мы ее взглядом, пока она не скрылась из виду.
— Ишь на что нас толкала, куркулька, — сказал Семка и показал вслед этой гражданке кукиш.
— А кто она такая? — спросил я у Семки. Но он не ответил мне. Пожал плечами. Махнул нам всем рукой и сказал:
— Пошли домой.
По дороге к поселку кое-что все же выяснилось. Понемногу, понемногу, и ребята рассказали мне разные разности об этой гражданочке. Узнал я от ребят и о нашем директоре совхоза Георгий Степановиче Дзюбе. Оказывается, он был командиром партизанского отряда. Имеет девять боевых наград. Четыре раза был ранен. Фашисты его считали «неуловимым». Охотились за ним и обещали тому, кто укажет, где находится отряд Бороды (такая была его подпольная кличка среди партизан); дать надел земли, корову и немецкие марки. Да только предателей среди местного населения они не нашли.
Говорили ребята и про здоровье Георгия Степановича. Сердце у него шалит очень, и частые приступы сердечные бывают. Ему бы уже и на пенсию пора, да только он не соглашается, говорит: «Вот построю Дворец культуры из стекла и бетона, библиотеку отгрохаю, баню для любителей попариться и кое-что еще успеть бы, а там и пенсионную книжку в карман положить можно будет».
Вот, ребята, что я узнал еще за один день наших каникул.
Дни мчатся быстро и события накапливаются. Будет о чем вспомнить. А вот Бусинка из головы не выходит. Вечером, когда я забрался на свой чердак на ночлег, перед сном пришла мысль: прийти с ребятами к Георгию Степановичу в кабинет и выспросить у него все поподробнее, кто же все ж таки будет отвечать за Бусинку? Неужто все так и останется загадкой для всех и станут ходить разные тетеньки и распространять всевозможные небылицы? А может быть, предложить Георгию Степановичу свои услуги: съездить, в киностудию и там сказать, что дело у нас такое небывалое приключилось из-за вашего режиссера и что вы теперь с ним делать будете? Заявить об этом от имени всех школьников нашего поселка.
Я уверен, что ребята согласятся с моим предложением. А что? Вполне нормальное предложение. Директор занят, у него дел по горло здесь, в совхозе, а у нас каникулы, нам ничего не стоит съездить в Киев и наделать там шороху. Пусть только нам поручат. А что, если нам взять и написать письмо в «Пионерскую правду»? Как вы думаете, ребята? Если будут у вас какие-нибудь мысли по этому поводу, немедленно пишите мне.
Вот, пожалуй, и все про Бусинку. Если будут какие-либо новости, я дам вам знать. Выключаю карманный фонарик. Засыпаю.
А. Костров.
Оперетта приехала
Иван и Юра, привет!
Все, что я рассказываю вам в письмах, может быть, вам совсем не покажется таким уж ярким и занимательным, ну что ж поделаешь… Конечно, день на день непохож. А это и хорошо, что непохож, а то будут дни как матрешки одинаковые, только и разница, что одна больше, другая меньше.
У нас тут с опереттой смехота получилась. А в общем, все по порядку: умылся я утром, почистил зубы. Мама мне белую рубашку погладила. Надел я коричневые шорты, на пробор волосы зачесал и отправился в клуб на оперетту областного передвижного театра, который должен был в воскресенье показывать новый спектакль «Баранкин, будь человеком!» (музыка С. Туликова, пьеса В. Медведева).
Направление взял я на Зеленую улицу, где должен был ждать меня Семка Галкин. Встретились мы с ним и двинулись к Вилену. Вилен и Семка тоже принарядились ради «Баранкина». Семка полный карман семечек тыквенных прихватил, чтобы скучно не было. Я спросил его: «А разве у вас в клубе можно семечки грызть?» — «Сколько хочешь — и никто слова не скажет».
Начало спектакля назначено на афише в 11 часов, но мы подошли к клубу в 10.30, чтобы места занять получше.
Возле клуба уже народ толпится, ждут, когда впускать будут. Мы к дверям поближе протиснулись. Клуб наш совхозный, прямо скажу, не Большой театр и похож он на большой складской сарай. Только хотел я вам рассказать не о стареньком клубе, а самом спектакле.
Загремел ключ в замке, отворились двери, и мы сразу предъявили свои билеты. Припустились на первый ряд.
Когда все расселись по местам, на сцену вышел высокий артист с черным бантиком на ковбойке и в спортивных трикотажных брюках. Оглядел зрительный зал. Потом потер ладонь о ладонь. Дождался тишины и вежливо сказал:
— Здравствуйте, дорогие зрители!
Мы ему тоже:
— Здрасть.
Потом он заметил, что двое мальчишек залезли на сцену, приподняли занавес и подглядывают, что там на сцене делается. Артист с бабочкой на ковбойке прогнал ребят. Покачал головой и сказал: «Ай-яй-яй». Потом прищурился и уставился в зал.
— Дорогие дети! Дорогие мамы и папы! Мы рады вас видеть на сегодняшнем спектакле. Товарищи зрители, — продолжал он, — в связи с тем, что артистка, исполняющая в спектакле роль Баранкина, заболела, дирекция театра вынуждена была произвести замену спектакля. Сегодня мы вам покажем классическую оперетту Кальмана «Сильва»!
Что тут началось в зале, если бы вы видели. Зрители затопали ногами, зашумели. Артист поднял руку и долго ее так держал, пока не наступила тишина.
— Товарищи! Товарищи! Тот, кто не пожелает остаться на спектакле, — сказал артист, — билеты могут вернуть в кассу. Но я не советую этого делать, потому что в спектакле «Сильва» заняты лучшие силы нашего театра.
Из зала начали выкрикивать:
— «Сильва» спектакль не для детей!
— Это халтура!
— Мы напишем куда следует!
— Подумать только, ребятишкам «Сильву» привезли показывать!
Кое-кто стал выходить из зала. Я, Семка и Вилен остались. Перешли из первого ряда в третий, чтобы свет от прожектора
