и проведены мероприятия по изъятию агента вражеской разведки для дальнейшего следствия, и принятия процессуального решения.
Большинство под тяжестью неопровержимых улик сознались и раскаявшись в антисоветской деятельности проявило понимание ситуации и полностью сотрудничает со следствием. Меньшая часть, проявила упорство даже при предъявлении учётной карточки разведывательной службы иностранного государства, и впоследствии к таким лицам применялась упрощённая процедура следствия и ссылка навечно в колонию-поселение в Заполярье. Наименьшая часть арестованных сумела при захвате покончить жизнь самоубийством. Таковые тела были захоронены на подмосковном номерном кладбище, для захоронения пожизненных преступников.
Центральная Контрольная Комиссия при ЦК КПСС. Информационный бюллетень. Май 1964.
Москва.
Машина только отъехала от ворот, когда Александр поднял трубку телефона.
– Аркадий Исаакович? Добрый вечер. Мечников беспокоит.
– А, Саша. Как я рад что вы позвонили! – Судя по голосу Райкин был что называется «на подъёме». Вам нужно обязательно приехать к нам в театр. Прямо сегодня! Сейчас!
– Да я так и хотел, но ведь поздно уже. Просто хотел поинтересоваться спектаклями на будущие дни.
– Так вашими же трудами, нам отдел культуры Моссовета, и Обком партии согласовали ночные представления! – Райкин говорил негромко но звучно, чётко артикулируя речь. – И сегодня у нас премьера! Мы с Никитой Балиевым сделали новый спектакль по пьесе Маяковского и Зощенко. Начало в полночь, так что мы вас непременно ждём.
– Это прекрасно, Аркадий Исаакович. – Я где-то к этому времени и подъеду.
Григорий, который слышал весь разговор, чуть толкнул локтем водителя.
– Вася давай на триумфальную, к театру Сатиры. – И взявшись за тангенту рации продублировал распоряжение водителю микроавтобуса.
По ночной Москве, машины шли быстро, и где-то через час они подъезжали к недавно построенному зданию Театра Сатиры, куда уже стекалась нарядно одетая московская публика.
Галя Руднева – дочь заместителя председателя правительства Константина Николаевича Руднева, высокая стройная девушка одетая в светло-зелёное шёлковое платье, и длинные перчатки салатового цвета, и изящные туфельки-лодочки, выскочила откуда-то сбоку, и словно ракета устремилась наперерез Мечникову. Галя была хороша собой, умна, и получила прекрасное воспитание. Единственный недостаток, который сводил в ноль её несомненные достоинства – горячее желание выскочить замуж. Непонятно сколько было в том необходимости освободиться от опеки родителей, или игры гормонов, но Александр старался держаться от таких вариантов подальше.
– Александр Леонидович! Как хорошо, что вы здесь! А я вот пришла на спектакль, а подруга не смогла. Может составите компанию скучающей девушке?
– Я бы рад, Галина Николаевна, но мне ещё кое с кем нужно встретиться. Дела, знаете ли.
– Какие дела на ночном представлении? – Девушка от неожиданности опешила.
– Покой нам только снится. – Александр развёл руками. – Прошу простить. – Он коротко поклонился и в сопровождении Григория пошёл к входу.
В этой реальности театр был построен по проекту архитектурной мастерской самого Руднева, и выглядел не унылой стекляшкой, а вполне отвечал понятию «Храм культуры». Высокое здание с колоннадой, чем-то напоминавшее Большой Театр, только вместо колесницы на крыше была установлена скульптура Евгения Вучетича «Данко», с человеком, протягивающим вперёд к зрителям своё сердце. По ночам сердце, изготовленное из рубинового стекла, светилось словно маленькая звезда, освещая лицо скульптуры, и придавая всей композиции совершенно фантастический вид.
Бросив взгляд на огромную афишу, которые по слухам для театра рисовал сам Маяковский, Мечников вошёл в холл, где был тут же замечен администратором, и получив контрамарку, двинулся в сторону буфета, который в театре был сделан с большой любовью и московским размахом. Да и что в театре более важного кроме сцены и гримёрок? Буфет, разумеется. Возможно парижский или американский театр начинался с вешалки, а театр московский начинается и заканчивается в буфете.
Здесь в громадном холле, где одновременно торговали сразу с пяти стоек, московские театралы делились впечатлениями о спектаклях, обсуждали актёрские и режиссёрские удачи и провалы, и вообще кипела жизнь. Именно здесь чиновники показывали дам, а московские дамы «выгуливали» меха и бриллианты.
Александр несмотря на то, что относился к самой верхней страте управленческого аппарата, в начальственных игрищах и интригах не участвовал. Хотя его много раз пытались туда втащить если не игроком, то хоть арбитром, но Мечников, испытывая глубокое отвращение ко всей подобной возне, неизменно держался в стороне. Также его не привлекали московские дамы определённого склада, которых можно было бы назвать «охотницей за скальпами», и те, кто был охвачен брачной лихорадкой. Вообще, театр был не лучшим местом для подобных знакомств, потому что вокруг было уж совсем неприличное количество чужих и не всегда доброжелательных глаз.
Именно поэтому Александр, в упор, не замечая ищущих женских и девичьих взглядов и провокационных поз, уселся за дальний столик заказав на всю компанию кофе с бутербродами и «коньяк особый». «Коньяком особым» назывался некрепкий чай, налитый в рюмку, исключительно для создания видимости употребления спиртных напитков, и человек со стороны видел то, что и должно было происходить в театральном буфете: несколько солидных мужчин, употребляли в буфете кофе с коньячком и бутербродами в ожидании первого звонка.
– Александр Леонидович? – Мужчина, подошедший к столику был высок, строен и импозантен до невозможности, словно желал перещеголять в элегантности концертный рояль. В белом смокинге, с бриллиантовой заколкой, таких же белоснежных туфлях, и держа под руку смуглокожую даму в чёрных соболях и чёрном платье с блёстками. На высокой груди у дамы красовалась нитка крупного чёрного жемчуга, а чёрные словно смоль волосы дамы уложенные в высокую причёску обвивали нити с нанизанными на них сверкающими чёрными камнями, огранёнными словно бриллианты.
– Эмиль Теодорович. – Александр встал, приветствуя замечательного артиста-иллюзиониста, и крупного конструктора цирковой аппаратуры, носившего сценический псевдоним Кио.
С некоторых пор в хозяйстве опытно-промышленной площадки ГлавНИИ Минточмаша, завёлся участок цирковой техники, который курировал лично Эмиль Кио, и временами Александру приходилось разрешать производственные коллизии возникавшие по вине талантливого но очень требовательного и скандального артиста.
– Вот, душа моя, представляю вам самого загадочного московского начальника – Александра Леонидовича Мечникова. – Произнёс Кио своей спутнице. – А вас, Александр Леонидович хочу представить моей новой ассистентке, Виктории Каррадес. Виктория приехала к нам ещё маленькой, после войны в Испании, но несмотря на советское образование и воспитание, сохранила свой горячий южный темперамент.
– Весьма польщён. – Александр прикоснулся кончиками губ к тонким пальцам и заметив краем глаза как оба его охранника как-то растворились в пространстве, качнул головой. – Присядете? До спектакля ещё полчаса.
– Присяду, да. – Иллюзионист замялся и усадив свою даму, сел сам.
– Эмиль Теодорович, у вас что-то случилось? Я могу помочь? – Спросил Александр и поймав взгляд официантки, кивнул ей, и девушка поспешила к их столику вытащив из передничка блокнот и карандаш.
Пока
