проф. Ш. Асафа и др. Большой материал отведен семье Гинцбургов. Различный исторический, частью документальный, материал сообщен А. Карлиным (к истории общины в Риге), Н. Гельбергом (о студенческом движении в начале 80-х гг.) И. Клаузнером. Отметим также работы И. Маора (о русских либералах 19 века и еврейском вопросе) и И. Эреза (о самообороне в 1903 — 05 гг.). В журнале отведено место сообщениям библиографического характера, приведены письма Ахад-Гаама, А. Цедербаума и др. и разные другие исторические материалы.
Мы резюмируем: русско-еврейской историографии, представленной плеядой выдающихся еврейских ученых, удалось в сравнительно короткое время соорудить величественное научное здание и осуществить ряд монументальных трудов. Эти труды займут прочное место в сокровищнице исторического знания о пути, пройденном многомиллионным и творческим еврейским коллективом в России вплоть до его культурно-национальной трагической гибели в эпоху Сталина.
М. В. ВИШНИЦЕР. ИЗ ПЕТЕРБУРГСКИХ ВОСПОМИНАНИЙ
С самого начала по приезде моем в Петербург осенью 1907 года у меня было побуждение отдаться исследовательской работе в области еврейской истории. Еще в гимназические годы я серьезно изучал классиков еврейской историографии в Германии, — Греца, Гейгера, Герцфельда и других. Я решил обучаться в раввинском семинаре, чтобы овладеть Талмудом и его толкованиями, средневековой литературой, семитическими наречиями — так называемыми подсобными для истории науками. Я целый год готовился для семинара. В 1903 году я был принят в Israelitisch-Theologische Lehranstalt, но вскоре перешел к общей истории. Я работал по средним векам и новой истории ранее в Венском университете, а потом специализировался в Берлине по русской истории. Но я никогда не терял интереса к еврейской истории и литературе.
По приезде в Петербург я посетил Семена Марковича Дубнова, недавно осевшего в столице. Я знал его по его книгам и статьям в «Восходе». Изданная им справочная книга, в основу которой были положены немецкие работы Века и Брана, пользовалась популярностью среди юношества. В Ровно, проводя свой «талмудический» или «иудаистический» 1900—1901 год, я вместе с М. Левонтиным и другими товарищами, углубился в это руководство. Мы, молодые, видели в Дубнове своего учителя в области истории и относились к нему с большим уважением. Естественно, что я пришел к нему в его скромное жилище на Васильевском острове и рассказал ему о моих университетских работах и о планах моих в Петербурге. Дубнов сразу стал уговаривать меня заняться еврейской историей. «Возвращайтесь к истокам. Еврейская историография нуждается в строителях, в работниках. Вы будете радушно встречены в нашем кругу», — говорил Дубнов. Он имел в виду историко-этнографическое общество, которое находилось в стадии организации, и журнал «Еврейская Старина», который он проектировал выпускать. Он искал сотрудников по еврейской историографии Восточной Европы.
В первые годы нашего столетия еврейская историография стала весьма заметно развиваться, быстро достигнув довольно высокого уровня. Исследовательская работа тех лет перед первой мировой войной заложила уже прочный фундамент, на котором шло широкое, разветвленное строительство в последние годы. Для того, чтобы уяснить значение и сущность этой работы, необходимо дать оценку научных достижений в области еврейской историографии 19-го века вплоть до начала 20-го века.
Еврейская историография Восточной Европы датирует с 60-х годов 19-го века. Лишь тогда появляются русско-еврейские и еврейско-польские историки, исследователи и собиратели исторических материалов. Характер еврейской историографии в Восточной Европе с самого начала сильно отличался от западноевропейской историографии. Прежде всего за это время возникли новые методы научно-исторического исследования. В них стал все заметнее выступать социологический момент. Теряет под собой почву воззрение на еврейскую историю, как на чисто духовный процесс развития. Но главное было не в методе. Самый исторический материал был совсем другой, нежели в Западной Европе. В Восточной Европе натолкнулись на ряд источников, вскрывших экономическую дифференциацию еврейской народной массы, социальные моменты в истории общин и общинных объединений (Литовского Ваада и Ваада 4-х земель). Были обнаружены пинкосы общин и обществ, особенно обществ портных, сапожников, шапочников и т. д. В городских архивах нашлись тысячи актов, свидетельствовавших об острых конфликтах между городскими магистрами и еврейскими купцами. Был обнаружен пинкос Литовского Ваада за годы 1623—1764, — исторический документ исключительно большого значения, проливающий во многих деталях свет на организацию литовского еврейства. Опираясь на такого рода материалы, еврейская историография Восточной Европы должна была охватить всю жизнь народа, его экономические интересы и социальную дифференциацию.
Вот этот большой труд по розыску и собиранию новых источников связан с С. М. Дубновым. В 1891 году он опубликовал на русском языке брошюру об изучении истории русских евреев и об учреждении русско-еврейского исторического общества. В 1892 году он написал небольшую брошюру на древнееврейском языке, содержавшую экстракт из русской брошюры.
Обе брошюры представляли собой призывы к еврейскому общественному мнению в России собирать исторический материал и «укладывать кирпичи в здание истории евреев в Польше и России».
Русская брошюра С. М. Дубнова начинается с формулировки программных положений о значении исторической науки. Национальное сознание может получать питание только при прогрессирующем распространении еврейского исторического знания. Именно потому, что развитие еврейства зависит в большой мере от развития еврейской историографии, последняя должна занять самое видное место в великом здании еврейской науки. Все остальные области иудаизма, как языкознание, литература, философия и т. д., являются только вспомогательными дисциплинами для историографии. Дубнов показывает, что сделано в области еврейской историографии в западноевропейских странах. Там проведена большая работа, которой западноевропейские евреи могут законно гордиться. А как же обстоит дело у нас, польско-русских евреев, с историографией? — спрашивает Дубнов. Численно мы в три раза превосходим наших западноевропейских братьев, и мы проникнуты убеждением, что близок час, когда мы нагоним их своими духовными достижениями. Что же представляет собой русско-еврейская история? Где ее начало? На какие периоды она распадается? Дубнов считает, что история евреев в Польше и России начинается около 1000-го года. Он предлагает свою периодизацию, которой он придерживался впоследствии в своих различных исторических работах. Затем он переходит к критическому обзору попыток, сделанных в области еврейской историографии в России.
В 1807 году вышла книжка Чацкого, а в 1883 году — диссертация Бершадского «Литовские евреи». В промежутке между ними, как показывает Дубнов, было немало написано о прошлом евреев Польши, России и Литвы, — но вся эта работа не имела большой научной ценности. Это происходило оттого, — думает Дубнов, — что недоставало правильной научной подготовки для серьезных исторических исследований.
В пламенных словах призывает С. М. Дубнов собирать исторические материалы. В общинах и в обществах валяются пинкосные уставы и другие документы, которые могут затеряться. Надо их собирать
