Дидро. Вольтера? И… только портрет?
Г-жа Тербуш. Нет. Я изучила сюжет вплотную.
Г-жа Тербуш. Это не любовник, а снеговик. Стоит за него взяться, как он тает в руках.
Смеются. Дидро с явным удовольствием воспринимает весть о неудаче Вольтера. Откладывает перо.
Дидро. О, я не строю иллюзий. Я не оставлю великого имени в истории.
Г-жа Тербуш. Почему?
Дидро. Потому что в постели я проворнее, чем за письменным столом.
Ими вновь овладевает желание. Он оборачивается и целует ее в шею, а затем покрывает поцелуями ее плечи.
Дидро. Я чувствую, что вы опять поможете мне справиться с задачей.
Г-жа Тербуш. Что вы намерены делать? Я о вашей дочери.
Дидро. Дансени к ней не притронется. Он даже не взглянет в ее сторону.
Г-жа Тербуш. Она так прекрасна, что сможет распалить даже семинариста…
Дидро. Только не Дансени.
Г-жа Тербуш. Почему вы так уверены? Говорят, у него есть любовницы.
Дидро. Он сам это говорит. (Целует ее в ухо.) На самом же деле он больше интересуется мужчинами.
Г-жа Тербуш. Он?
Дидро. Это настоящий козел. Зато он никому не делает детей, которые остаются без отца.
Г-жа Тербуш. Какая мерзость.
Дидро. Бросьте! Это менее глупо, чем онанизм. Раз уж речь идет о простой похоти, лучше, чтобы удовольствие получили двое, чем один. Человек делится с ближним. Когда Дансени встречается со своим дружком или дружками, он попросту предается альтруистической мастурбации.
Г-жа Тербуш. Однако!
Дидро. Я не усматриваю ни извращенности, ни порока на индивидуальном уровне, если только нет вреда для здоровья. Преступны лишь те действия, которые причиняют телу страдание. (Продолжает целовать ее.) На чем мы остановились?…
Они смеются и удобно устраиваются на софе. В дверь яростно стучат.
Сцена пятнадцатая
Баронне, г-жа Тербуш, Дидро.
Баронне, не дожидаясь ответа, входит.
Баронне. Сударь…
Дидро. Баронне, прежде чем войти, следует постучать.
Баронне. Я, сударь, так и сделал.
Дидро. Значит, надо дождаться ответа. Где тебя воспитывали? В притоне?
Баронне. Дело в том, сударь, что мне совершенно необходимо забрать вашу статью. Ее ведь еще должны набрать в типографии.
Дидро резко выпускает из своих объятий г-жу Тербуш и садится за письменный стол.
Дидро. Разумеется. Простите меня, дорогая, мне надо ускорить это дело.
Он берет лист, смотрит на него: там все перечеркнуто. Баронне глядит на Дидро с восхищением.
Баронне. Ах, господин Дидро, для вас нет ничего невозможного! Я был уверен, что вы состряпаете это за несколько минут.
Дидро (недовольно). «Состряпать» — это самое точное выражение. (Кладет листок обратно на стол.) Нет, Баронне, подожди еще немного, мне надо подумать.
Баронне (хочет схватить листок). Я уверен, что это великолепно. И потом, вы все равно не успеете добиться совершенства…
Дидро. О, что до совершенства, то мы с ним давно уже живем врозь. Нет, малыш, дай мне еще Десять минут, и я закончу статью.
Баронне. Хорошо, сударь. (Идет к выходу.) Так, значит, десять минут?
Дидро. Десять минут… конечно… (Лихорадочно скребет в затылке.) Милый друг, могу ли я отнять У вас еще десять минут?
Г-жа Тербуш. Что? Между нами еще ничего не было, а мне уже приходится вас ждать?
Дидро. Прошу вас…
Г-жа Тербуш. Это уже слишком. Ну ладно. Ради философии. Я даже согласна вернуться в прихожую и снова полюбоваться картинами, чтобы не отвлекать вас. Последний раз беру в любовники литератора.
Она выходит. В последний момент прихватывает картину Шардена, которую принесла прежде, и тщательно прикрывает за собой дверь.
Дидро (про себя, с иронией). Десять минут — это более чем достаточно, чтобы справиться с проблемой, которую никто не мог решить на протяжении тысячелетий… Бедняжка Дидро, похоже, сегодня ты влип не на шутку. Ты сделался философом, чтобы задавать себе вопросы, и вот теперь все подряд требуют от тебя ответов. Полная неразбериха! (Садится за стол, пишет.)
Сцена шестнадцатая
М-ль Гольбах, Дидро.
Едва он успел написать несколько слов, как м-ль Гольбах, тихонько приоткрыв дверь, заглядывает в комнату. Она смотрит в сторону прихожей, затем решается войти.
М-ль Гольбах. Я вам мешаю?
Дидро. Да. То есть… (Спохватывается.) Нет… вы здесь у себя…
М-ль Гольбах. Вы даже не догадываетесь, насколько вы правы: этот павильон — моя бывшая комната для игр. (Подходит к мольберту.) Госпожа Тербуш оставила картину незаконченной?
Он пытается писать и не отвечает. Она приподнимает ткань, которой завешен портрет, и смотрит на него с изумлением.
М-ль Гольбах. Это вы?
Дидро. А что, разве не похоже?
М-ль Гольбах. Не знаю, тут нарисовано все, кроме головы.
Дидро догадывается, что представляет собой набросок. Он бежит к мольберту и, изучив собственную анатомию, накидывает снова шаль на портрет. М-ль Гольбах смееется.
М-ль Гольбах. Она рисует с натуры, по памяти или из воображения?
Дидро (слегка покраснев). Послушайте, мадемуазель Гольбах, госпожа Тербуш работает так, как считает нужным, и я тоже. К тому же я должен срочно закончить статью, за которой должны прийти через несколько минут. Мне совершенно необходимо сосредоточиться, потому что мне здесь все время так мешают, что я не сумел пока что написать ни единой толковой строчки.
М-ль Гольбах. А о чем статья?
Дидро. О морали.
М-ль Гольбах. Ну, это легко!
Дидро возводит глаза к небу. Затем набрасывается на свой лист бумаги. Черкает. Девушка выносит суровое суждение.
М-ль Гольбах. Не старайтесь. Если вы, в ваши годы, не способны ответить на такой простой вопрос за полминуты, значит, этот сюжет не для вас. И ничего у вас не получится, хоть за десять минут, хоть за три часа, хоть за полгода.
Дидро. Послушайте, я уже написал три тысячи страниц для «Энциклопедии», и я нахожу вас чуть более категоричной, чем это подобает невежественному существу двадцати лет от роду!