натянуть семнадцать тысяч триста сорок девять метров телефонных и телеграфных проводов, чтобы этим ласточкам было на чём сидеть. А когда уже все ласточки собрались, эта американская ласточка и говорит:
«Итак, леди и джентльмены, прошу внимания! Смотрите, как в Америке строят гнёзда или здания из бетона. Первым делом надо принести кучку цемента. Потом кучку песку. Далее всё поливается водой, и получается такая каша, и из этой-то каши и строится современное гнездо. А если у вас нет цемента, то можно обойтись и без него. Тогда делайте кашу из извести и песку, но только известь должна быть гашёная. Сейчас я вам продемонстрирую, как гасится известь».
Сказала и — порх! — полетела за известью на стройку, где работали каменщики. Взяла она зёрнышко негашёной извести в клюв и — фьють! — полетела с ним обратно. Но так как в клювике всегда влажно, начала эта известь у неё во рту гаситься, зашипела и стала её жечь. Ласточка испугалась, выпустила зёрнышко изо рта и закричала:
«Вот видите, как гасится известь! Ой, батюшки, как жжёт! Мамочка родная, как щиплет, ай-ай-ай, ах, чтоб тебе, ох-ох-ох, вввввв, прах тебя возьми, ла-ла-ла, бррр, караул, ах-ах-ах, ффф, чтоб ты, будь ты, фу-фу-фу, эх-эх, спасите, ми-и-лые вы мои, уф, уф, да тьфу ты пропасть, хе-хе-хе, ую-уй-юй, ну что ты будешь делать, пинь-пинь-пинь, тарарах, ой, родимые, увы и ах, проклятье, ууууу, ну что же это, тц-тц-тц, аяяй, тьфу-тьфу-тьфу, так вот как гасится известь!»
Но остальные ласточки, услыхав, как она хнычет, ругается и причитает, недолго думая потрясли хвостиками и полетели домой.
«Ещё не хватает, чтобы и мы себе клювы обожгли!» — сказали они.
Вот поэтому ласточки и доныне строят гнёзда из грязи, а не из бетона, как учила их эта ласточка из Америки… Ну, хватит болтать, друзья, надо мне лететь за покупками.
— Кума синичка, — окликнула её пани дроздиха, — раз уж вы летите на базар, прихватите там и на мою долю кило дождевых червей, только хороших, длинных, а то мне сегодня некогда — я должна учить детей летать.
— С большим удовольствием выручу вас, соседка, — сказала синица. — Уж я, милая моя, знаю, сколько маеты, пока научишь детей прилично летать!
— А вы не знаете, — сказал скворушка с берёзы, — кто нас, птиц, научил летать? Тогда я вам расскажу. Я узнал это от карлштейнского ворона, который к нам сюда прилетел, когда, помните, были большие морозы. Ворону этому уже сто лет, а он слышал это от своего дедушки, которому рассказывал его прадедушка, а тому — прадедушка его бабушки с материнской стороны, так что вся история — святая-пресвятая правда. Так вот, как вы знаете, иногда ночью видно, что падает звезда. Но некоторые из падающих звёзд — совсем и не звёзды: это золотые небесные яйца. А пока такое яйцо падает с неба, оно по дороге раскаляется и потому светится. И всё это святая истина, потому что мне рассказывал сам карлштейнский ворон. Только люди такие небесные яйца называют как-то иначе, как-то вроде «метр» или «монтёр», не то «мотор» — что-то в этом духе…
— Метеор! — сказал дрозд.
— Верно, — согласился скворушка. — Так вот, в ту пору птицы ещё не умели летать, а бегали по земле, как куры. И когда они видели, как падает с неба такое яйцо, они думали, что хорошо бы его высидеть и посмотреть, что за птица из него выйдет. Всё это чистая-пречистая правда — ведь так говорил сам ворон. Вот однажды вечером они как раз об этом говорили, как вдруг совсем рядом за лесом — хлоп! — упало с неба золотое сверкающее яйцо, только свист пошёл! Ну, они все туда кинулись, а впереди всех аист — ведь у него самые длинные ноги. И аист это золотое яйцо нашёл и взял в лапки, но оно так раскалилось, что аист себе обжёг обе лапки, пока донёс яйцо к остальным птицам. Тогда он — гоп! — прыгнул в воду, чтобы остудить обожжённые лапки. Потому-то с той поры все аисты бродят по воде. Это мне рассказал сам карлштейнский ворон.
— А дальше что он рассказывал? — спросил крапивник.
— Потом, — продолжал скворушка, — приковылял дикий гусь и сел на это яйцо. Но яйцо было ещё такое горячее, что гусь обжёг себе брюшко, и пришлось ему броситься в пруд, чтобы его охладить. Потому гуси и до сих пор так плавают — всё брюшко в воде. А потом стали приходить одна птица за другой и садиться на небесное яйцо, чтобы его высидеть.
— И крапивник тоже? — спросил крапивник.
— Тоже, — отвечал скворец. — Все-все птицы на свете посидели на этом яйце, все его высиживали. Только когда сказали курице, что теперь её очередь, курица и говорит:
«Как так, как? Ко-кок-когда мне? Мне не-кок-кок-когда! Нашли дуру!»
И не захотела высиживать небесное яйцо. И вот, когда уже все птицы на том яйце пересидели, выклюнулся из него божий ангел. Когда он вывелся, не стал он ни клевать, ни пищать, как птенцы, а полетел прямо на небо и запел «Аллилуйя», а потом сказал:
«Пташки, вот чем я вас отблагодарю за то, что вы меня высидели: будете вы с нынешнего дня летать в небесах. Смотрите, вам нужно вот так замахать крыльями, и — хлоп! — вот вы и полетели! Итак, внимание… Раз, два, три!»
И только он сказал «три», все птицы полетели и летают и доныне. Только курица не умеет летать, потому что не захотела сидеть на небесном яйце. И всё это святая правда, потому что так рассказывал карлштейнский ворон!
— Итак, внимание, — сказал дрозд. — Раз, два, три!
И тут все птички затрясли хвостиками, взмахнули крыльями и полетели, каждая со своей песенкой и по своим делам.
БОЛЬШАЯ ПОЛИЦЕЙСКАЯ СКАЗКА
Вы, конечно, ребята и сами знаете, что в каждом полицейском участке всю ночь дежурят несколько полицейских на тот случай, если что-нибудь стрясётся: скажем, к кому-нибудь разбойники полезут или просто злые люди захотят кого обидеть. Вот затем-то и не спят полицейские всю ночь напролёт; одни сидят в дежурке, а другие — их называют патрулями — ходят дозором по
