бы равносильно запрещению ортодоксальным евреям есть мясо. Еврейские общины стали посылать рейхстагу многочисленные контрпетиции; были представлены отзывы 150 христианских анатомов и ветеринаров о том, что «шехита» при умелом исполнении не более болезненна для животного, чем другие способы убоя, и что мясо при этом способе лучше сохраняется. В 1887 г. вопрос обсуждался в рейхстаге в связи с проектом изменения закона, карающего за нарушение общих правил убоя скота. В защиту евреев выступил известный лидер католического центра Винлгорст, который заявил: «Ради мнимого покровительства животным нельзя допустить насилие над религиозною совестью людей». Вопрос был решен в духе покровительства людям. В общем законе об убое скота была сделана оговорка, что он обязателен «при условии возможного сохранения религиозных обычаев». Это решение не было, однако, обязательно для всех союзных государств Германии. В Саксонии антисемиты не успокоились до тех пор, пока не добились от своего правительства запрещения «шехиты» (1892), вследствие чего ортодоксальные евреи этой страны должны были бы сделаться невольными вегетарианцами; но и обходили закон тем, что привозили «кошерное» мясо из ближних мест, расположенных по ту сторону саксонской границы.
Не обошлось тогда и без попытки воскресить старую, давно забытую в Германии легенду о ритуальных убийствах. В той же померанской Пруссии, где в 1881 г. происходили погромы, в деревне Скурце был найден в реке, под мостом, труп 14-летнего христианского мальчика, сына портного Цибули, правильно разрезанный по суставам и обескровленный (1884). Местные юдофобы с католиком-мясником Берентом во главе сразу обвинили евреев в «ритуальном убийстве», ссылаясь на расчленение и обескровление тела. Был нанят лжесвидетель-батрак, показавший, что в день исчезновения мальчика он видел возле моста еврея Иозефсона, торговца лошадьми. Иозефсон был арестован, а с ним еще два еврея: 73-летний купец Фосс с сыном, так как в погребе их дома был найден горшок с кровью. Оказалось, однако, что кровь эта бычачья, как выяснил химический анализ, произведенный в Берлине. Было ясно, что тут кроется преступная махинация со стороны обвинителей. По распоряжению министров юстиции и внутренних дел в Скурц прибыл особый уголовный комиссар для расследования дела. Комиссару удалось скоро распутать сеть лжи, в которую попались невинные. Обнаружилось, что мясник Берент предлагал разным лицам деньги, с тем чтобы они свидетельствовали против евреев; батрак, указавший на Иозефсона, сознался при вторичном допросе, что видел у моста в день катастрофы не Иозефсона, а Берента. После этих явных улик Берента предали суду. Дело разбиралось в Данциге судом присяжных, состоявшим из шести католиков и шести протестантов. На суде выяснилось, что Берент — ярый антисемит, старавшийся всячески выжить евреев из деревни. Его участие в убийстве было очевидно, но в последнюю минуту свидетель-батрак опять изменил свое показание, заявив, что не помнит, видел ли он Берента у моста. Голоса присяжных заседателей разделились: шестеро протестантов признали Берента виновным, а шестеро католиков невиновным. Это было вполне понятно: сам подсудимый был католик, а католики вообще больше верят в средневековую легенду, чем протестанты. Таким образом, Берент, по правилу о равенстве голосов в уголовных делах, был объявлен по суду оправданным (1885). Как только этого заведомого преступника выпустили на свободу, он поспешил уехать в Америку.
§ 5 Антисемиты в парламенте и союзы защиты (1891-1900)
Общественная реакция росла в Германии, и последнее десятилетие XIX века было моментом ее полного расцвета. Удаление Бисмарка с поста имперского канцлера ничего не изменило в режиме «железа и крови», возведенном в культ Вильгельмом II. Император признавал только «немецкого Бога», немецкую армию и свою миссию монарха Божией милостью, которую он неоднократно отмечал в официальных речах; он набирал министров из среды юнкерства, презрительно относился к «либеральному» рейхстагу и мирился только с консервативным прусским ландтагом. Но и рейхстаг при демократических выборах не имел демократического большинства. Антисемиты корчили из себя демократов, но были только бессовестными демагогами. В парламентской истории того времени они заполняют отдел скандальной хроники; ни одна фракция рейхстага не выдвинула столько героев уголовных процессов, как фракция антисемитов. В 1890 г. она состояла из 5 членов, а в 1893 г. уже поднялась до 16, так как на последних выборах антисемиты развили огромную агитацию в стране и за их кандидатов голосовало около четверти миллиона избирателей.
Шум улицы ворвался в парламент вместе с этими героями улицы. Типичным представителем тогдашнего скандального антисемитизма был депутат Альварт (Ahlwardt), ректор городской школы в Берлине. Свою антисемитскую карьеру он начал изданием книжки «Отчаянная борьба арийских народов с семитизмом» (1891). Открытый призыв к «арийскому кулаку», к насилиям и захватам заставил прусскую полицию конфисковать книжку. В то же время Альварт за какое-то темное дело (присвоение школьных денег) был уволен от должности ректора по распоряжению берлинского училищного совета. За это он выругал членов совета в брошюре «Жидовская тактика» и по решению суда попал на пару месяцев в тюрьму. Но и преследования не удержали Альварта от писания пасквилей. Он публикует пасквиль против берлинского банкира Блейхредера, оказавшего большие финансовые услуги германскому правительству, и попутно задевает имперского канцлера Каприви; затем издает брошюру «Еврейские ружья» («Judenflinten»), в которой обвиняет еврея-депутата, оружейного фабриканта Леве, в изготовлении плохих ружей для прусского военного ведомства по уговору со «Всемирным еврейским союзом» в Париже с целью вызвать поражение Германии в предстоящей войне с Францией. Официальное расследование выяснило лживость этого обвинения, и Альварт был приговорен судом к пятимесячному тюремному заключению (конец 1892 г.). Среди этих подвигов он был избран антисемитами в депутаты рейхстага, и кандидат тюрьмы получил возможность продолжать свою клеветническую деятельность с парламентской трибуны, огражденный депутатской неприкосновенностью. Низкая демагогия проложила Альварту путь в законодательную палату: на выборах он прикидывался другом трудовых масс и требовал конфискации имущества богачей в пользу бедных. Эту тактику он продолжал в парламенте, связывая капитализм с еврейством. Своей демагогией Альварт оттолкнул от себя консерваторов, а скандальными выходками возмущал даже товарищей по антисемитской фракции в рейхстаге, так что впоследствии он очутился вне фракции и занял место среди «диких». Но среди людей улицы и кабака он еще пользовался большим успехом.
Ядовитое семя антисемитизма принесло свои плоды. Уже вступила из школы в общественную жизнь та молодежь, которая вышла из академических кружков 80-х годов. Обеты юности, данные буршами за кружкою вина, свято исполнялись зрелыми мужами. А тем временем готовились новые кадры учащейся молодежи, пропитанной идеалами вильгельмовского германизма и грубо понятым ницшеанским культом силы, «воли к власти», «белокурого зверя». Эта студенческая молодежь презирала идеалистов прежнего времени, демонстрировала против празднования 70-летнего юбилея гуманиста Вирхова, требовала
