рано.
И р ж и. Рано? Это в шестьдесят лет?
П е ш е к. Не в годах дело, сынок, — в жизни! А я слишком долго верил нашим господам социалистам в крахмальных рубашках. Теперь они в Лондоне, забились в дыры, а я с вами тут, в панкрацкой тюрьме.
И р ж и. И делите с нами последнюю рубашку.
Открываются двери. В и л л и и д в а с т р а ж н и к а вводят избитого, изможденного Ф у ч и к а. Товарищи помогают ему опуститься на койку.
В и л л и. Что, красный дьявол, в петле, наверно, веселее болтаться?
Ф у ч и к. Это всегда успеется, господин стражник. У нас еще много дел на этом свете.
В и л л и (хохочет, стражнику). Ты слышал, Эдди? У него и на том свете дела найдутся! (Иржи). Через час придем за тобой, свинячий хвост. Пошли, Эдди.
П е ш е к. Извините, господин стражник, маленький вопросик. Правда ли, что вы когда-то работали на ферме доильщиком коров?
В и л л и (расплываясь от удовольствия). Да, было когда-то. Теперь, спасибо фюреру, имею двух собственных. Красавицы! Богини!
П е ш е к. И вы, наверно, любите сами возиться с ними?
В и л л и. О, это мой лучший отдых.
П е ш е к. Гм. Как же это случилось, что довольно близкое общение с такими благородными животными и… (показывает на голову) не прибавило вам…
Иржи и Фучик не могут удержать смеха.
В и л л и. Что, что? (Наконец сообразив). Молчать! Скоты! Молчать! (Сбивает Пешека с ног, взбешенный, вылетает из камеры).
Стражники выходят за ним.
Ф у ч и к. Доиграешься ты, отец, с этим дурнем!
П е ш е к. Раньше у него лопнет желчный пузырь! Я его допеку… Ну, как там сегодня, Юльча? (Стараясь развеселить Фучика). Говорят, Бэм из-за тебя бросил шнапс и перешел на бром?
Ф у ч и к. Да все аптеки в Праге разорил. Сегодня он был смирный и только раз посчитал мне зубы.
Пешек и Фучик смеются.
И р ж и (хмуро). Ну, а с меня хватит. Только заедет еще раз в зубы, сам брошусь на него. На куски разорву!
Ф у ч и к. Что такое, Иржи? С тобой они уже справились?
И р ж и. Справились? Я покажу им сегодня, как они справились. Я умру, когда захочу сам, а не когда им вздумается! Конец один.
Ф у ч и к. Шахтер и сын шахтера… А начинаешь, кажется, забывать, кто ты?
И р ж и. Нет, не забываю. Но сегодня тут, в Панкраце, вы, я и он — это всего лишь номер одной из камер.
Ф у ч и к. Вот как? Номер камеры? А про камеры-одиночки ты слышал, Иржи?
И р ж и (хмуро). Ну, слышал, конечно.
Ф у ч и к. Так вот, они существуют лишь в фантазии гестапо. Бывают только люди-одиночки, те, кто, переступив порог Панкраца, оставил жизнь там. (Показывает рукой как бы через стену). А есть и другие. Они взяли жизнь с собой сюда, в тюрьму. Они не выбиты из строя, понимаешь, просто изменилась линия фронта. Понял?
И р ж и. Какой же это фронт, Фучик дорогой? Фронт остался там, за этими проклятыми толстыми стенами. О, если бы только вернуться туда! Я вынес бы теперь в пять раз больше взрывчатки из шахты! А тут?.. Тут мы знаем, что ждет нас.
Ф у ч и к. Знаем! И потому должны скорее действовать…
И р ж и. Действовать?
Ф у ч и к. Тебя загнали в клетку, но разве ты перестал быть коммунистом?
П е ш е к (повторяя слова Фучика). У нас еще много дел на этом свете…
И р ж и. Дел?!
Ф у ч и к. Да! Помочь товарищу побороть страх перед смертью — это разве не дело для коммуниста? Гестапо ищет самую тонкую щель, ищет среди нас слабонервных. А мы сплотимся так, что сам Бэм не просунет свой длинный нос. Бэм вынюхивает, кто там в Праге или на твоей шахте стал на наше место. А мы и отсюда кое-что подскажем нашим товарищам на воле.
И р ж и. Мы?
П е ш е к. Верно, Юльча, верно! Кое-что видно и отсюда, из Панкраца.
И р ж и. Нет, вы удивительный человек, Фучик, удивительный! Впервые встречаю такого. Верите, что люди способны на все, даже когда у них петля уже вот тут. (Показывает на горло).
Ф у ч и к. Да. Способны. Если имеют кое-что подороже своих зубов.
И р ж и. И все-таки кто-то подло предал нас, Фучик.
Ф у ч и к. Что ж… один негодяй на тысячу героев.
И р ж и. Но кто? Кто?
Ф у ч и к. Кажется, он гораздо ближе к нам, Иржи, чем ты думаешь.
И р ж и. Он здесь, в Панкраце?
Ф у ч и к. Этот человек должен был близко стоять ко мне, многое знать обо мне, Густе, Лиде, иметь их адреса. Елинеки даже не знали моего настоящего имени. Значит, остается…
Тягостная пауза.
П е ш е к. Но ты же как-то говорил, что он — сама отчаянность!
Ф у ч и к. То-то и беда, что отчаянность! Мне часто приходилось крепко держать его в руках, чтобы спасти и его самого, и других.
И р ж и. Но он же всегда рвался вперед.
Ф у ч и к. Иногда и трус, Иржи, бросается вперед. Да! Оттого, что надолго его не хватит. Отвага без настоящих убеждений — это… это только бенгальский огонь. Много дал бы я за то, чтобы ошибался в нем сейчас, а не в прошлом. Но…
Открывается дверь. Входят коридорный надзиратель К о л и н с к и й и стражник В и л л и.
П е ш е к (вытянувшись, скороговоркой). Смирно! В камере двести шестьдесят семь — заключенных трое, все в порядке. Жалоб нет, кроме одной: надоел тюремный воздух.
К о л и н с к и й. Камера двести шестьдесят семь — на разгрузку мусорных ящиков. Вот и проветритесь заодно во дворе.
П е ш е к. Так сказать, приятное с полезным?
В и л л и. Молчать! (Фучику). Эй ты, поворачивайся веселее, свинячий хвост!
К о л и н с к и й. Оставьте его. Не видите, он только с допроса.
Фучик удивленно смотрит на Колинского. Пешек и Иржи выходят вместе с Вилли.
(Фучику). Выкарабкались и на этот раз? У вас редкое здоровье. Очень туго пришлось сегодня?
Ф у ч и к. Как всегда.
К о л и н с к и й. Надо полагать, все было в порядке?
Ф у ч и к (холодно). Для меня все было в порядке.
К о л и н с к и й. Я не о том. (Пауза). Не поскользнулись и на этот раз?
Ф у ч и к (гневно). Кто вы такой, чтоб задавать подобные вопросы?
К о л и н с к и й. Для всех — немец, эсэсовец, надзиратель Панкраца.
Ф у ч и к. А не для всех?
К о л и н с к и й (подходит к Фучику). Ваша жена до сих пор здесь, в Панкраце. Она уже знает правду о вас, Фучик. Раньше к ней дошли слухи, будто после первого допроса вы сами… (Показывает на потолок). Теперь она спокойна. Конечно, насколько можно быть спокойной в таком месте.
Ф у ч и к (взволнованно). Что с ней? Как она?
К о л и н с к и й. Ее не бьют, нет. Ее мучают иначе — угрожают расправой с вами.
Ф у ч и к. Зачем вам?.. Зачем вы пришли ко мне?
Колинский приоткрывает дверь, становится у порога и, пока говорит, все время посматривает в коридор. Жестом дает Фучику знак, чтобы тот занялся уборкой камеры. Все это необходимые меры предосторожности.
К о л и н с к и й. Я родом из Восточной Моравии, жил в городе Градец
