Яношик на казнь — над палачами своими смеялся. А виселицу завидел — песню запел, дразня их богатством своим утаенным:
Кабы знал я, кабы ведал,
Что висеть на ней придется,
Расписать ее велел бы.
Златом-серебром украсить:
Снизу талеры сверкали б,
Сверху яркие дукаты.
А помост покрыт плитою:
Лечь на мрамор головою!
И повесили Яношика за то, что он товарищей своих выдать не захотел и ничего судьям о своих кладах рассказывать не стал.
На горе Вепре в скале хранится огромный Яношиков клад. Сторожит его черный пес с огненными глазами. Каждый год в день святого Яна, скала раскрывается с ужасным грохотом, словно рушится подземный свод: из трещины вырывается страшная молния, и потом можно войти внутрь. Вошел раз туда чабан Мартин Смречок, за которого богатый хозяин дочь свою Анчу не хотел выдавать, потому что Мартин бедный был. В пещере он увидал бочки с золотом и серебром и страшного черного пса, у которого из глаз так и сыпались искры.
Мартин испугался и хотел вернуться, но тут к нему подошел человек, весь белый, как лилия, с огненным взглядом: это был дух Яношика. Он сказал Мартину, чтобы тот взял себе денег сколько хочет, но только чтобы делал на них добро и бедным помогал. И коли еще понадобится, — пусть опять приходит, только один.
После этого черный пес исчез, и Мартин набрал себе столько денег, сколько мог унести. Поблагодарил духа, вышел из пещеры, и она тотчас с грохотом закрылась. Разбогател Мартин и женился на Анче. Стала она мужа спрашивать, откуда у него деньги. Наконец добилась: он сказал ей, что они из Яношикова клада. В ночь на святого Яна стала жена мужа уговаривать, чтобы он ее с собой взял. В полночь скала открылась; оба вошли, но только хотели денег набрать, как вдруг земля заколебалась, растворилась, и клад пропал. А из расщелины пахнуло серой, и появилось белое пламя. Мартин и Анча пустились бежать, чтобы не задохнуться. Так домой и вернулись с пустым мешком. И с тех пор о Яношиковом кладе помину нет.
Заколдованный лес
Жила в небольшом домике бедная вдова с двумя сыновьями, и были они у нее друг на друга похожи, как две капли воды: родная мать с трудом различала их. Братья жили душа в душу, а мать не рассталась бы с ними ни за что на свете. Так шел год за годом, и всем троим было хорошо.
Но вот парни выросли и увидали, что другие уходят на чужую сторону счастья искать; потянуло и их из дому. И сказали они матери, что хотят посмотреть, как на чужой стороне живется. Ей это было не по душе.
— Ах, — говорит она, — разве вам дома плохо, что в чужие края захотелось? Кто знает, что может там с вами приключиться. Лучше сидите дома и меня одну не оставляйте.
Но все уговоры ни к чему не привели: что они себе в голову забрали, на том и уперлись. Бедная мать день и ночь плакала, все углы в избе слезами залила.
— Милая мама, — утешали ее сыновья, — не плачьте и не бойтесь за нас. Ведь не первые мы на чужую сторону уходим. Через три года опять тут будем. А что вам на это время понадобится, мы все заранее приготовим.
И припасли они ей зерна, муки, гороху, масла, дров, так чтоб всего на три года хватило. Увидала это мать, отлегло у нее немного от сердца, и она им тоже всякой всячины в дорогу собрала. Все уже было готово, только не хватало хорошего куска жареного мяса.
— Не можете ли вы, дети, — сказала она, — пойти чего-нибудь подстрелить? Не хочется мне без мяса вас отпускать.
Ходили они, бродили по лесу с утра до полудня, с полудня до вечера, — ни на один след не набрели. Решили домой возвращаться. Вдруг с разных сторон выбежали два волка и начали между собой грызться. Братья не знали, стрелять или не стрелять.
— Если, — говорят, — мы в обоих сразу не попадем, разъяренный волк может на нас броситься. Лучше попробуем дать им по куску хлеба с салом.
Дали они им сала; волки перестали грызться и пошли спокойно, как собаки, за братьями, да так по-хорошему с ними до самого дома и добежали. Заперли братья волков в хлев, а сами пошли в горницу.
— Ну, подстрелили чего-нибудь? — спрашивает мать.
— Ничего не подстрелили, — отвечают, — а привели двух волков и заперли их в хлеву.
— Ой, беда! — воскликнула мать. — Ведь они там мою корову зарежут. Бегите бегом, спасайте ее!
Все побежали в хлев: видят, корова стоит спокойно на своем месте, а волки в угол забились и у обоих на пасти по большому замку. Все только диву дались.
Утром снова пошли братья на охоту, но опять ничего не подстрелили. Только на обратном пути видят: два медведя грызутся. Они дали медведям по куску хлеба с салом; медведи перестали драться и пошли за братьями до самого дома. Их тоже в хлев заперли. Мать, как услыхала про медведей, опять страшно испугалась. Но когда пошли посмотреть, все было спокойно и у медведей на пасти замки висели.
На третий день братья, как и прежде, ничего не убили, но двух львов, которые между собой грызлись, укротили и домой привели.
— Видно, так вам жареного мяса и не будет, — сказала мать.
* * *
Три дня и три ночи шли братья вместе, пока не пришли туда, где две дороги в разные стороны расходятся; там липа росла.
— Послушай, брат, — сказал старший, — вот мы и на распутье. Тут нам надо расстаться. Ты ступай по той дороге, а я пойду по этой. Только знаешь что? Чтобы тот из нас, кто сюда вернется, мог узнать, что сталось с другим, вырежем на этой липе свои имена и воткнем в них ножи. Кто вернется первый, пусть вытащит нож из имени брата, и если пойдет кровь, значит, брат жив, а если потечет вода, значит, он умер.
Младший согласился. Вырезали они свои имена и воткнули ножи. Потом
