Самое страшное и непонятное что, не смотря на всю злость, которая живёт у меня внутри, на неприятие ситуации, я сижу и чувствую себя защищённой. Словно рядом со мной великан, который убьёт каждого, кто дотронется до меня. Разорвёт на мелкие куски, стоит кому-то попытаться отобрать меня у него. Как будто раньше я шла в одиночестве, подверженная буйству любой стихии, а сейчас меня укрыли, забрали из одинокого прозябания, чтобы защитить от всего и всех. Вот что я чувствую.
И этому должна сопротивляться.
Спустя пару часов не меньше, когда их рожи уже начали краснеть и вороты рубашек начали расстёгиваться, один из них посмотрел на меня, поднял рюмку и сказал:
Все кто был за столом начали повторять - Горько! Горько! И поднимать рюмки.
Вот сейчас, самый тот момент, когда я ещё могу что-то сделать, показать. Когда могу взбунтоваться и сказать хоть что-то.
Кто-то взял меня под руку, заставил встать, обхватил за талию, схватил моё лицо, повернул к себе и я снова увидела лицо Барона. На мгновение мне показалось, что он пришел спасать меня от этих людей, но его тяжелый черный взгляд заставил вспомнить ненависть к нему.
Но вспомнила поздно, потому что он приблизился, прижал меня к себе и прижался губами к моим губам.
Я словно проснулась в этот момент, задергалась, уперлась ладонями в его грудь, но момент был упущен. Барон сковал меня, схватился пальцами за подбородок, сдавил так, что я не могла вырваться из этого мощного захвата.
В следующее мгновение его язык властно проник мне в рот.
14Её безучастные губы, не то чего ему хотелось. Оно и понятно, она не может вот так взять и по щелчку захотеть его пьяного поцелуя.
Оттолкнул. Тина снова села на стул. Словно кукла-марионетка, которая болтается куда дернут. Он встал над ней. Ни одна черточка не дрогнула у неё на лице. Ни страха, ни паники, одно сплошное ледяное равнодушие.
- Давай-ка, пошли, я тебя раскачаю немного, а то что-то совсем потухла.
Сознание залитое виски. Обостренное чувствами и желающее быстрой жертвы тело. В глазах Давида тупая похоть, разбавленная и перепутанная мыслями. В голове много чего, но всем руководит обыкновенное примитивное желание трахнуть ту что сидит сейчас рядом.
- Удачи Барон! - выкрикнул кто-то из-за стола.
- Вдуй ей!
- Походу брачная ночь у вас!
- От….би чтоб визжала!
Давид пьяно ухмыльнулся и снова подхватил Тину под руку, стиснул втугую и потащил за собой. Она не сопротивлялась, поспешно шла за ним.
Тёмный коридор как дорога туда, куда Тина послала Давида, когда нажала курок. Ну что же сейчас узнает сама, как это - быть в аду. Он доставит ей такое удовольствие. Сейчас он припомнит ей всё, покушение, годы тоски, бездушия. Ночи в объятьях шлюх. Ничего что виновата её мать, путь страдает дочь.
Втолкнул в свою спальню.
- Давай-ка детка, сама разденься, - ещё раз толкнул к кровати.
Она встала не смотрит, сжалась, обхватила себя руками.
- Ну что, будем вы….тся? Снимай платье ложись и раздвигай ноги - муж пришел.
Тина не шелохнётся. Тогда он подошел, положил руки ей на плечи. Секунду сквозь запах алкоголя он почувствовал аромат девушки. В штанах моментально отреагировал член. Давид стиснул руки Тины, резко повернул её к себе задом и толкнул на кровать. Задрал белую юбку свадебного платья, рванул кружевные трусы и обхватив ягодицы жесткими пальцами, натянул на себя бедра Тины.
Она вскрикнула, попыталась отстраниться, но прижатая к кровати с одной стороны, а к Давиду с другой, потеряла равновесие и практически сама расставила ноги. В тот же момент властная ладонь Давида подхватила волосы, сжала их в кулак и толкнула голову, с силой придавила к кровати, не давая сдвинуться с места.
- Ты думала я буду нежным, после того что ты со мной сделала? Думала, женился, значит простил? Не дождёшься. Теперь я превращу твою жизнь в ад.
Несколько быстрых движений и член его уперся в её промежность.
- Блять, действительно целка, - дернул на себя, - хорошо, что сберегла её для меня. Я это оценил.
Тина вскрикнула, схватилась за простынь, потянула и всхлипнула.
- Замужество детка, это тебе не поцелуи при луне.
Быстрыми короткими рывками он протиснулся до отказа и начал трахать её безучастно, как трахают шлюху, просто чтобы снять напряжение.
Редкие всхлипы даже нравятся. Пусть она сразу, с первого дня поймет, что романтики не будет. Он не знает что такое романтика. Только пустой, ничего не означающий трах. Чётко, быстро, без лишних соплей.
- Сука! – выкрикнул он в пустоту и кончил.
Оттолкнул бедра Тины, она упала на кровать и скрючилась перед ним. Краем платья оттер член и запихнул обратно. Застегнул брюки и пошел к двери.
Что-то вспомнил, вернулся.
- Когда я буду входить в эту комнату, ты должна ложиться и раздвигать ноги как можно шире, поняла. Либо становится на колени, чтобы сразу облизывать мой член. Ещё можешь становиться на карачки и подставлять свою жопу. Что-то такое детка, - склонился над ней, взял за волосы, приподнял голову и заглянул в глаза.
Лицо мокрое от слёз. Тело её вздрагивает и затихает. Тина скосила на него не моргающий, полный ненависти взгляд. Такой же темный, как и взгляд её матери много лет назад.
Давид оскалился. Потянул на себя голову Тины и впился в её губы жадным, глубоким поцелуем. Заставляя её выгнуться и с силой упереться ладонями ему в грудь. Она отталкивает, а он тянет, мощным захватом удерживая её затылок. А когда этот голодный поцелуй был окончен, Давид оттолкнул Тину и она снова свалилась на кровать.
Пошел к двери. Не оборачиваясь, проговорил:
- Мы с тобой теперь вместе, детка. Повязаны. Тут - наш ад. Запомни.
Дверь захлопнулась.
- Обойдёшься, - проговорила она, когда шаги его затихли.
15Когда-то я была в него влюблена. Мне было пятнадцать лет.
Тогда я часто сидела на пожарной лестнице с телефоном или книгой и видела как Барон приезжает в наш двор на своей огромной черной машине. Сквозь решётку пожарной лестницы я смотрела на него и мечтала о нём.
Черный, опасный злой. Вот такие мне нравятся мужчины, как Барон. С замиранием сердца смотрела, как он выходит из машины, идет к двери подъезда.
Он приезжал к соседке Ленке, что жила напротив. Она, конечно, была очень красивая. И шмотки покупала дорогие. Она была лет на десять меня старше, но я часто заходила к ней посмотреть, как красиво она живёт.
Он приезжал к ней. И ничего что в открытое окно было слышно как она стонала словно раненая гиена. И ничего что потом смеялась и радовалась, рассказывая как он её любит. А я завидовала страшно. Разодевалась поярче, чтобы он заметил меня. Единственное чего я тогда хотела, чтобы он хоть когда-нибудь обратил на меня внимание. И полюбил так же сильно как люблю его я. Но он не замечал. Он никогда даже не поднимал головы, чтобы рассмотреть меня. И это злило, страшно злило.
