— Могу назвать троих людей. Один из них — мой отец, которого невозможно сломить. Другой защищал меня ценой своей жизни, несмотря на заведомую безвыходность ситуации…
— Тиль Линезский! Ты пытаешься отвлечь мое внимание грубой лестью? — фыркнул папа. Как ни странно, обстановка перестала быть напряженной. Я поняла, что Тиля не потащат в кандалах в темницу и не выгонят из дворца.
Когда папа вышел от Тиля, мы уже встречали его.
— А, вот и еще парочка непослушных детей! — заметил он.
— Мы не подслушивали, — быстрее, чем следовало, оправдалась я. Эрвин бросил на меня укоризненный взгляд. А потом спросил у папы:
— Ты ведь не запретишь Тилю приезжать?
— Нет, — задумчиво ответил папа. — Это его решение.
Через некоторое время Тиль вышел к нам и мы убедились, что с ним все в порядке. Он отшучивался и явно не хотел рассказывать, что случилось. Считал происшествие не стоящим внимания. Но Эрвин настаивал, и линезский принц рассказал, что даже не понял, с чем столкнулся. Сошел с дороги в тумане и потерялся, а потом почувствовал магическое возмущение…
— Должно быть, это была охранка какого-нибудь старого клада, — посмеиваясь, пояснил Тиль. — Не повезло.
Эрвин смотрел с подозрением. Видно считал, что подобная история не могла разозлить папу. Скорее — обеспокоить. Но папа ведь понимал, что Тиль — единственный сын Вигнара… Тогда я задумалась о том, что на самом деле линезский принц поступает легкомысленно, не заботясь об охране.
— Я дотянул до какой-то деревни… домов пять, не больше. Там меня напоили горячей настойкой из какой-то ягоды, я вмиг пришел в себя. И эти господа сообщают, что, мол, меня звала к себе какая-то их тамошняя гадалка. Вроде как она хотела видеть человека, пришедшего с огнем. Тут Дайс решил, что это ужасно подозрительно и принялся меня отговаривать. Мол, хватит с меня магии. Но мне было любопытно, и я пошел. И вот в маленькой хижинке сидит эта старуха… сморщенная, будто моченое яблоко. Круглая, на такой табуреточке. И ни одного зуба! Зато целых пять платков, один на другой намотаны… А, говорит, вот и человек из огня! Я тебя ждала. Я спрашиваю: зачем? А она мне: скажу, если не боишься узнать.
Эрвин фыркнул. Тиль тоже улыбнулся. А мне вот история показалась жутковатой.
— Хороший ход. Сначала пригласить, а потом начать запугивать. Я уж подумал, она попросит денег. Но бабка только велела наколоть дров.
— Принцу велела?! — поразилась я.
— Так ведь я на всю деревню не кричал, что принц, — заметил Тиль.
— Какая разница? Разве она не видела, что ты — господин и…
— Мне было не слишком сложно, — отмахнулся Тиль, а я подумала, что он лукавит. Ведь рана его не затянулась, пока он не оказался под присмотром королевских целителей.
Впрочем, в рассказе Тиля были и другие несостыковки. Например, он ни слова не сказал о том, как и где повстречался со своими людьми. Такое ощущение, что они уже были в деревне и не искали его.
— В общем, потом она усадила меня за стол, взяла за руку. И вдруг как плюнет на ладонь, — продолжил Тиль небрежно. Я скривилась от брезгливости. Кошмар какой-то! А Тиль как ни в чем не бывало продолжил: — Повозила пальцами, а потом говорит: вижу, мол, рядом с тобой смерть.
Эрвин опять фыркнул. Тут уж и я не удержалась. Неведомая гадалка вела себя точь-в-точь как ведьма из старой сказки. Как та самая ведьма, она принялась давать Тилю еще задания… и наверняка бы загнала раненого принца.
— Ну и, конечно, я думал: услышу какую-нибудь нелепую историю о том, что избавиться от смерти смогу лишь если заберусь в полнолуние на крышу вашего дворца голышом или что-то такое… А бабка смотрит на меня так с прищуром и говорит: со смертью ты и сам справишься. Но раз был добр, вот тебе мое предупреждение. Однажды ты встретишь свою судьбу, и будет она прекрасна, как вечная весна. Узнав ее, ты уже не захочешь другой. Но помни: она может принести тебе невероятное счастье или привести к гибели.
— Ужасно, — прошептала я.
— Ерунда, — заключил Эрвин. — А весна, между прочим, всякая бывает… и слякоть там, и вообще.
* * *
Тиль ушел, а я все еще не могла поверить в произошедшее. Так со мной разговаривать, подумать только!
И это его заявление по поводу Вилиры!
Мне, конечно, не стоило преждевременно говорить о намерениях принца Руата… Но Тиль не болтлив, вряд ли он создаст неловкую ситуацию. Тем более, несмотря на бахвальство, он все равно не останется на Первый зимний бал.
Но неужели он настолько циничен, что способен еще говорить о браке с герцогиней Рален? Я была возмущена до глубины души. И на этой самой глубине тлела боль. Вилиру я знаю с самого детства, она могла бы быть мне сестрой. Вывод у меня был один: Тиль потому и упомянул о возможном браке с герцогиней, чтобы огорчить меня и напугать ее.
Я так злилась, что не сразу заметила странное поведение селезня. Рыжий Трусишка пятился к камышам, поглядывая на меня, потом возвращался, переступал перепончатыми лапками и снова отходил, но словно спохватывался и не забирался в камыши.
— Ваше высочество! — воскликнула я, прозревая. Рыжий Трусишка неубедительно крякнул. Мол: нет-нет-нет, ничего необычного в его поведении нет, и не следует заострять на этом внимание…
Но я уже поняла, что он что-то прячет. Раздражение заставило меня действовать решительно. Нахмурившись, я сделала несколько шагов к камышам, едва не запнувшись о селезня: он взволнованно забегал вперед, пытаясь то ли нырнуть в заросли раньше меня, то ли перегородить мне дорогу. Тяпнуть меня за пятку было бы в высшей степени недостойно — потому подобных выходок Рыжий Трусишка себе не позволял. Он ведь все-таки был дворцовой уткой!
Я на ходу подхватила его под упитанное брюшко, и селезень умильно гукнул, положив голову мне на плечо. Смотрел он на меня с такой мольбой, что меня внезапно разобрал смех, смешивавшийся с сочувствием к бедной птице.
— Ничего-ничего, — сказала я, стараясь сохранять строгость. Папа всегда говорил с придворными спокойно, но повышая голоса, и действовало это безотказно. — Раз уж вы совершили постыдный проступок, должны понести ответственность. Это будет достойно и позволит вам не уронить чести…
Селезень послушно затих. Ах, если бы с линезским принцем было так же просто объясниться! Но ведь его терпеть невозможно! Только и делает, что язвит и высмеивает меня… Я вздохнула и успокаивающе погладила Рыжего Трусишку. Затем заглянула в камыши, отодвинув мешавшиеся растения свободной рукой…
И удивленно замерла.
В зарослях скрывалось уютное гнездо, которое когда-то сделали для селезня мы с Эрвином, чтобы хоть как-то компенсировать ему утраченную заботу семьи. Правда, брат склонялся к тому, что Рыжий Трусишка вошел в возраст полета, а значит повзрослел и должен учиться сам заботиться о себе. Но мне он взрослым тогда вовсе не казался. Несчастный, отринутый утиным сообществом малыш… и Эрвин сдался и сплел из гибких веток нечто, напоминающее большую плоскую корзину, а я укрепила ее магией пространства. Гнездо на протяжении нескольких лет оставалось неизменным, не разрушалось и не гнило из-за близости к воде. Рыжий Трусишка лишь таскал в свое жилище мягкие лепестки и траву…
