— Ты не будешь ругать ее! — сурово прервал Танины причитания Никита.
— С чего бы? — искренне удивилась гостья.
— Я не хочу, — твердо сказал мальчик.
Его темные глаза вдруг показались Тане удивительно похожими на Саулешкины. Не внешне, выражением.
— А конкретнее?
— Она просто любит читать. И рисовать. И мечтать. Другие мамы не любят, но мне другие и не нужны.
Никита смотрел не по-детски строго, и Танино сердце дрогнуло. Она присела на корточки. Тронула пальцем круглый подбородок с симпатичной ямочкой по центру и задумчиво пробормотала:
— Ты не прав, Китеныш. Хоть кто-то должен ругать человека, иначе в мире что-то не сложится. Вот смотри: меня ругают родители, то мама, то папа. А то и сестрица старшая прицепится как репейник со своими нравоучениями…
— И тебе это нравится?
— Скажешь тоже! — возмутилась Таня. — Я злюсь на них, ясное дело. Просто… они ведь ругают, потому что волнуются за меня, я им не безразлична, понимаешь? — И смущенно признала: — Ну и мне как-то спокойнее, когда обо мне кто-то заботится, отвечает за меня, что ли…
Никита сдвинул брови, размышляя. Потом неуверенно спросил:
— Считаешь, маме спокойнее, когда ты о ней… так заботишься?
— Уж как умею!
— Но она… потеряла работу, ты знаешь?
— Обижаешь! Чего бы я тащилась к вам на ночь глядя?
— Значит, знаешь. И пришла ругаться.
— Правильно. Вначале поругаю, ну, для острастки, а потом предложу другую работу.
— Ты уже нашла ей работу? — Никита взволнованно ухватил Таню за руку.
— Естественно, сэр! Я не теряю времени понапрасну, как некоторые! Это я о нашей Сауле, если кто-то меня не понял!
— Ты… любишь ее?
— Ну… наверное, — проворчала Таня. Подумав, уточнила: — Как сестру, — и сердито воскликнула: — Почти семь лет с ней мучаюсь, чего ради, спрашивается?
— И все семь лет ругаешь? — хмыкнул Никита.
— Святое дело, — кивнула Таня. — Кто, если не я?
— Ну… ладно. — Никита наконец распахнул перед гостьей дверь.
Таня попыталась встать и едва не упала, так затекли ноги. Со стоном приняла вертикальное положение и показала Никите кулак:
— Ох чтоб тебя! Старость не радость…
И невольно ухмыльнулась: Китеныш прекратил разыгрывать из себя взрослого. Втянул ее за руку в прихожую и звонко закричал:
— Ма, тетя Таня пришла! Ма, ты не бойся, она совсем немного тебя поругает! Ма, зато она уже работу тебе нашла, здорово, да?
Глава 4
ПОДРУГИ
Таня решительно отправила Никиту в комнату — не хватало в самый неподходящий момент выслушивать его комментарии или — еще лучше! — защитные речи. Бессовестная Саулешка сама напакостила, вот пусть сама и отдувается.
— Надеюсь, ты не будешь подслушивать? — ехидно поинтересовалась она, прежде чем закрыть дверь.
— Очень надо! — буркнул Никита, с большим сомнением рассматривая распухшую от старости библиотечную книгу русских сказок. — Мама потом сама все расскажет.
— Кто бы сомневался, — проворчала Таня.
На кухне суетилась с медной туркой в руке Сауле, варила подруге кофе. Как ни странно, он отлично у нее получался, гораздо лучше, чем у самой Тани, может, у нее терпения не хватало?
Таня села в старое потертое кресло — она считала это место своим, когда приходила сюда, — и улыбнулась:
«Смешно, но здесь я чувствую себя дома, а из собственной квартиры порой сбежать готова, и желательно куда-нибудь подальше…»
Нужно отдать должное Саулешке: у нее удивительная способность делать уютным любое помещение. Причем совершенно не важно, есть ли в нем мебель, сколько и в каком состоянии.
Таня прекрасно помнила предыдущую Саулешкину квартиру. Подруга сняла ее в новом доме, хозяева из мебели дали всего ничего: две старые кровати с деревянными спинками, древний облупленный холодильничек, гудящий трактором, едва живой кухонный стол и несколько табуреток.
И денег у них тогда абсолютно не было. Таня только-только вернулась из Ялты и как раз ломала голову, где бы подзанять до сентября четыре тысячи рублей, долги она всегда возвращала вовремя, день в день. А Сауле неделю назад купила Никите зимнюю одежду, оставив на еду жалкие копейки, надеялась продержаться до зарплаты.
Кто же знал, что их так внезапно попросят из квартиры?
Без предупреждения за месяц, как было обещано. Просто хозяйский сын решил срочно жениться и жить с родителями не собирался ни дня.
К счастью, христарадничать по подругам Тане не пришлось. К ее удивлению, Сауле не слишком расстроилась из-за нищенской обстановки.
Она сняла с кроватей деревянные спинки и положила на табуретки. Получился столик в детской для игрушек и книжек Китеныша, столик для посуды на кухне и столик в свою комнату.
И ни секунды не жаловалась на жизнь!
Как Сауле чуть позже сказала: а на что, собственно? Две огромные светлые комнаты, в прихожей — встроенные шкафы, все чистенькое, они первые жильцы здесь…
Жаль, года не прошло, Сара Ильинична, хозяйка хором, стала жадничать. Подняла плату почти вдвое, это оказалось Сауле не по карману, пришлось съезжать.
А уж эта квартира…
Рядом с той, прежней — настоящая конура! Кухонька — от силы метров пять, совмещенный санузел и единственная комната с балконом. Сто лет без ремонта!
Зато на кухне кроме старого холодильника и обеденного стола оказался навесной шкафчик. А в комнате — огромный старинный шифоньер, им отгородили Китенышу угол. Еще — деревянная детская кровать для мальчишки и разбитый диван для Сауле. И ободранное кресло без ножки — подложили полешко, удобнейшее оказалось кресло — его даже удалось втиснуть в кухню. И трюмо с помутневшим от времени зеркалом, в тумбочке под ним можно держать документы, фотографии и всякую мелочь.
А письменный стол для сына Сауле удалось недорого купить в комиссионном.
Чудо, а не дом!
Так искренне считала Саулешка.
Мол, главное, они с Китенышем живут теперь в центре города. И, как обещали хозяева, квартира сдается не на год-два, как предыдущие, а надолго. И не очень дорого, всего за пять тысяч рублей.
У Сауле от зарплаты оставались еще три, на них вполне можно прожить. Они с Китенышем не капризные, им хватит!
Тане иногда плакать хотелось от Саулешкиного — «у меня все отлично, я вообще — везучая!».
Что бы ни случилось, у глупой Саулешки — «все к лучшему!».
Вот и тогда — ну что хорошего в переезде из шикарной двухкомнатной квартиры в эту… в этот бомжатник?!
