А надобно сказать, что Эйстейн был скальдом весьмазнаменитым. И чего только про него не рассказывали! Будто бы случилось ему разнадерзить одному конунгу, и тот велел схватить его и посадить в оковы. И невидать бы больше слагателю песен прекрасного белого света, не додумайся онсложить для конунга величальную и тем выкупить свою голову.
Ещё говорили, будто он, Эйстейн, выйдя тогда за оградуконунгова двора, разыскал где-то лошадиный череп, надел его на ореховый шест ине сходя с места сказал про обидчика самое что ни на есть хулительноестихотворение-нид! И такова оказалась сила того нида, что конунг немедленноразболелся и слёг, а потом вовсе отправился в мёртвое царство, в гости квладычице Хель!..
У Нидуда скальд жил в величайшей чести, ибо искусствослагать стихи по праву ценилось повелителем ньяров едва ли не выше умениявладеть оружием и водить в море корабль. Скальд приехал к нему вместе со своимдругом, тоже не чуждым этого дара; и когда близнецы вернулись домой, эти двоекак раз произносили для Нидуда конунга только что сложенную песнь. Говорил тоодин, то другой, два голоса то соглашались друг с другом, то спорили – и такзамысловато сплеталось хитрое кружево фраз, что слушатели придерживали дыханиев груди…
Братья потихоньку проскользнули на свои места. Когда скальдыкончили и вернулись к столу, поправляя на запястьях по новенькому браслету,Нидуд обратился к сыновьям. Он сказал:
– Я хочу знать, где вы были весь день? И почему у вастакой вид, будто вы с кем-то схватились и не смогли победить?
Он обращался к обоим, но смотрел только на Хлёда. Хлёд былстаршим; это давало ему многие преимущества, но и отвечать приходилось чащевсего одному за двоих.
Мельком посмотрел он на Эскхере и ответил так:
– Были мы здесь неподалёку, на берегу. А злы мы оттого,что потеряли свои мечи.
Нидуд нахмурился.
– Странные речи! Как же это вы их потеряли? Да ещё обавраз!
Хлёд сказал:
– Мы их сломали. А обломки выбросили в воду.
Нидуд не смог скрыть удивления.
– Я и то затруднился бы сломать эти мечи, не говоря ужо вас! Или вы за одну ночь превратились в могучих бойцов, или здесь кроетсячто-то тёмное. Это должна быть занятная история, и я хочу послушать её!
Хлёду сделалось заметно не по себе, но заговорил он сразу ине размышляя:
– Мы пришли на берег и увидели там тюленя, выбравшегосяна припай. Он показался нам странным, потому что у него были глаза как учеловека. Мы пугнули его, но он не побежал. Тогда мы поняли, что это былколдун, и я напал на него справа, а Эскхере – слева. Однако шкура у негооказалась твёрже любого железа, и об неё-то сломались наши мечи. И мы выбросилиосколки, потому что на них могло остаться какое-нибудь колдовство и этопринесло бы несчастье.
– А что же тюлень? – весело поблёскивая глазами,спросил Эйстейн скальд.
– Тюлень, – сказал Хлёд, – ушёл обратно вводу.
Рассказ сына конунга был выслушан во внимательной тишине. Вего правдивости усомнился разве что Эйстейн, но скальд промолчал. А вот Сакси,который по просьбе сестры уселся в этот раз между нею и Рандвером, – Саксивдруг громко прыснул и, спохватившись, зажал себе рот ладонью. Все посмотрелина него. Сакси поёрзал на лавке и объяснил:
– Я представил, как это они дрались с тюленем…
Но при этом он толкнул Бёдвильд остреньким локтем, и онапоняла, что ей он готов был рассказать кое-что ещё. Так оно и вышло. Оставшисьс ней один, Сакси сказал:
– Помнишь, ты говорила когда-то, что великим героямневедома ложь? Ну так вот, если ты была права, то героями им не бывать, авеликими и подавно. Они ездили на остров!
– Как ездили? – ахнула Бёдвильд. – Да непутаешь ли ты, братец?..
Сакси ответил:
– Я слышал, как они шептались, прежде чем войти. Ониссорились, а это у них нечасто бывает! И Хлёд говорил – это ты виноват, тыпервый придумал поехать! А Эскхере – нет, ты!.. Мы с Готтормом никогда…
Бёдвильд сказала:
– Можно ли попросить тебя, Сакси? Если кто-нибудьстанет спрашивать, где я, скажи, что я отправилась вверх по фиорду на твоейлодке…
Сакси ответил:
– Ты бы больше обрадовала меня, если бы позвала ссобой. Я ведь знаю, куда ты собралась!
Бёдвильд сказала:
– Я бы позвала тебя, братец. Но если меня станутискать, кто лучше тебя сделает так, чтобы меня не нашли?
Бёдвильд правила к острову Севарстёд, и ей казалось, чтобыстро бежавшая лодка еле ползла. Что произошло там, на вершине чёрной скалы?Жив ли он ещё… её кузнец…
Она не повернула бы руля, даже если бы заметила погоню.Посмотреть на Волюнда. Хоть издали. Хоть одним глазком. Увидеть, что он цел. Атам не всё ли равно!
Солнце весело светило с ясного неба, и пальцы рук мгновеннокоченели, стоило опустить их в воду. Море у здешних берегов не подчинялосьникакому морозу, и только там, где выплескивались волны, пена застывала белымикружевами…
Тропинка наверх сильно обледенела и стала опасной. Лишьдостигнув того места, откуда уже можно было видеть лачугу, Бёдвильд отважиласьподнять голову и посмотреть, прикрыв ладонью глаза.
Волюнд стоял прямо перед нею, в нескольких шагах! Стоял безцепей. В распахнутой безрукавке. И подставлял себя солнечным лучам. Должнобыть, он издали заметил Бёдвильд и её лодку.
Он смотрел на неё. И улыбался.
Он заговорил первым. Он сказал:
– Здравствуй, Бёдвильд. А я тебя ждал…
Она ответила:
– И ты здравствуй, Волюнд.
И подошла к нему, чтобы спросить:
– Тебя освободили от оков?..
Волюнд улыбнулся:
– Я нашёл в хижине гвоздь. Когда приехал твой отец ивелел мне ковать, я заодно сделал себе ключ. Это было нетрудно.
– А если тебя застанут?
Он пожал плечами и ничего не ответил, и лишь глаза сновасделались беспощадными… страшными. Но только на миг.
Он сказал:
– Вчера приезжали твои братья… Я вышел к ним, думая,что это приехала ты.
Бёдвильд вскинула на него глаза, и он усмехнулся:
– Они больше похожи на конунга, чем ты или Сакси. Такиеже волки.
Они вошли в домик. Волюнд оставил дверь распахнутой, чтобы внутрьпроникал солнечный свет. И Бёдвильд подумала, что он, наверное, давно ужевыковал свой ключ. Он держался на ногах увереннее, чем в её первый приезд.Только ходил по-прежнему медленно, очень медленно, и опирался о камни…
