От переводчиков
Перед Вами, уважаемый читатель, жизнеописание величайшего пророка Моисея, принадлежащее перу его младшего современника, очевидца многих и многих чудес. Трудно было бы переоценить историческую, литературную, религиоведческую ценность этого текста, если бы…
Если бы он был подлинным.
Увы, документ — всего лишь подделка, или, скажем мягче, псевдоэпиграф. И чтобы обнаружить это, не надо быть специалистом.
«Книги имеют свою судьбу», — говорили древние. Судьба рукописи сама по себе могла бы стать сюжетом отдельного повествования. Начнем с конца, двигаясь к истокам.
В 50-х годах прошлого века немецкий ученый Михаэль Вассерман случайно обнаружил в архиве Франкфуртской синагоги несколько свитков на староиспанском языке. Они содержали сделанный раввином Давидом бен Иегуда из Саламанки и относящийся приблизительно к 30—40-м годам XII века перевод с арабского.
Арабский оригинал в свою очередь представлял собой перевод с арамейского, сделанный двумя-тремя веками раньше. Последний же, предположительно, восходил к источнику, написанному на древнегреческом примерно во II веке до н. э. Именно в это время иудейская традиция сталкивается с мощным давлением эллинской культуры и, принимая вызов, активно борется, отстаивает свои ценности, пользуясь, однако, языком «врага».
Автором «Моисея» был, как мы думаем, правоверный иудей, свободно ориентировавшийся в различных толкованиях Торы и в то же время хорошо знакомый с современной ему греческой письменностью (достаточно упомянуть таких историков, как Манефон и Херемон, с ними он, как представляется, вступает в скрытую полемику).
Избранный прием повествования от первого лица, от имени второстепенного библейского персонажа, свидетельствует об определенной изощренности, пожалуй, даже о мастерстве. Этот прием позволяет делать рассказ более живым, изобилующим подробностями, которых нет в Священных Текстах и которые призваны придать свидетельству убедительность — мол, такое мог знать только непосредственный участник событий.
Той же цели служат прямые обращения рассказчика к своему потомству, эпизоды, в которых сам он выступает действующим лицом и без ложной скромности оценивает свои смелые или мудрые поступки (наказание нечестивца, впавшего в блуд с язычницей, успешное руководство воинским отрядом, дипломатические переговоры с заиорданскими племенами и т,д.).
Обращает на себя внимание стремление неведомого автора ввести нас во внутренний мир своих героев, прокомментировать «темные» места и дать логическую мотивировку поведению персонажей (например, фараона), которые без этого выглядели бы труднообъяснимыми.
Тщательно соблюдая правила правдоподобия, неведомый нам биограф Моисея избегает ссылок на те библейские источники, которые были созданы после смерти «настоящего» Финееса. Однако он, без сомнения, хорошо знает и пророков, и так называемую устную Тору — предания и толкования, сопровождающие Тору письменную и имевшие почти такой же авторитет в иудаизме. Отметим, что к тому же II веку до н. э. относится начало той огромной работы, которая завершилась созданием Талмуда.
Следует иметь в виду, что любой из переводчиков античности и средневековья считал себя вправе изменять, «обогащать» и «исправлять» текст — тогда это не считалось большим грехом. Мы можем только гадать, какой вид имел первоначальный материал без позднейших наслоений. Этими вставками легко объяснить повторения и противоречия, которые встречаются в «Записках Финееса». Впрочем, можно ли назвать хоть одно историческое повествование, свободное от этих недостатков?
Обращает на себя внимание стремление «Финееса» как бы смягчить отдельные моменты ортодоксального иудаизма. Так, излагая законодательство Моисея, он подчеркивает его универсальное, общечеловеческое, а не узконациональное значение. Это может говорить о том, что труд был рассчитан не только на еврейского читателя, но и на иноверца.
Не лишено оснований мнение, что данный текст был известен некоторым историкам I века н. э. и использовался ими. Некоторые, видоизмененные и перекроенные фрагменты говорят о том, что с настоящей рукописью был знаком и Иосиф Флавий.
Имея дело с подстрочником на немецком языке, выполненным (кстати сказать, чрезвычайно добросовестно) уже упоминавшимся Михаэлем Вассерманом в 1867 г. и ранее в России не издававшимся, мы столкнулись с определенным затруднением в транскрипции имен собственных. Как, к примеру, воспроизвести имя главного героя: традиционное «Моисей», либо исторически точное «Моше», либо «Мозес», как в немецком оригинале. А Иисус Навин — Иешуа, Ешуа, Егошуа, Еошуа? Не меньше разночтений в географических названиях.
После некоторых колебаний мы решили прибегнуть к привычной для русскоязычного читателя транслитерации, принятой в синодальном переводе Библии.
Разбивка текста на книги и главки принадлежит М. Вассерману.
Переводчики будут считать свою задачу выполненной, если их скромный труд хоть в малой степени поможет Вам приблизиться к пониманию Пятикнижия Моисея, Священной истории, познать огромный и сложный мир, который, хоть и давно ушел в прошлое, но по-прежнему питает нашу культуру и формирует нравственность современного человека, являясь основой величайших религий.
М. Мирович, А. Альвих Предисловие автора
Меня зовут Финеес. Я стар, очень стар — в нашей семье почти все были долгожителями. У меня уже не осталось ровесников, и мне не с кем вспомнить былое, некому поправить меня, дополнить мой рассказ или подсказать забытое имя или выпавшее из памяти важное обстоятельство.
Я водил в бой вооруженные отряды, был судьей, много лет по праву рождения занимал должность первосвященника. Но снятся мне не битвы, не люди, которых я видел, не те мгновения, когда я был на волосок от смерти. Мне снится дом моего деда, где я провел раннее детство.
Когда я просыпаюсь, несколько мгновений пребываю между сном и явью, и они — самые счастливые в моей нынешней жизни. Затем вспоминаю о возрасте, хворях, о том, что жизнь прожита и у меня почти не осталось дел на этом свете, и мне становится грустно. Не приносят радости привычные разговоры, привычные лица и выполнение привычных обязанностей. Приятно мне бывает только с детьми — моими внуками и правнуками. Их у меня так много, что я с трудом припоминаю их имена.
