1
— Что хотите сделаю, только не посылайте меня туда!
— Дастин, ничто не изменит нашего решения. — Папа раздраженно покачал головой. — Это ради твоего же блага.
— Если вы меня отошлете, случится что-то ужасное. У меня очень плохое предчувствие…
— Тебя же не в тюрьму отправляют, Дастин. Ты едешь в летний лагерь, — тяжело вздохнул папа.
— В тюрь-му. В тюрь-му, — распевал мой восьмилетний братец Логан, прыгая на моей кровати. — Дастин! Едет! В тюрь-му!
— Заткнись, Логан. — Я сел на пол и уставился на светло-серую спортивную сумку у моих ног.
На ней красовалось мое имя, написанное жирным черным фломастером: ДАСТИН МИНИУМ. Мама всегда использовала несмываемый.
Я посмотрел на свою одежду, аккуратно разложенную на кровати.
Стопка футболок. Джинсы. Шорты. Мама написала мое имя на каждой вещи. Даже на трусах.
— Дастин! Едет! В тюрь-му! — Логан скакал все выше и выше.
— ЗАТКНИСЬ, Логан, — процедил я сквозь зубы.
Папа сгреб стопку футболок и запаковал их в сумку.
Я бросил взгляд на свой любимый постер с Халком Хоганом, висевший над письменным столом. После сегодняшнего вечера я не увижу его еще четыре недели.
Четыре невыносимых недели в летнем лагере.
Ну как они могут так со мной поступать?
Как они могут отсылать меня из дома на целых четыре недели?
«Я этого не переживу», — подумал я.
Я слишком застенчив, чтобы завести новых друзей.
Я слишком неуклюж, чтобы преуспеть в спорте.
«Будь я сложен, как Халк Хоган, мне бы, наверное, хотелось в лагерь, — думал я. — Мощные руки. Мускулистые ноги. То, что нужно хорошему спортсмену».
Но я не сложен, как Халк Хоган. Я худосочный — кожа да кости. Руки и ноги — что макаронины. Ни намека на мускулы. Даже мои прямые каштановые волосы кажутся слишком тонкими.
Спортсмен из меня никудышный. Я — слабак. Я и мухи не могу прихлопнуть.
Мухи.
Я боялся, что в лагере будет полно мух.
Я не выношу всяких там букашек.
А в загородных лагерях, полагал я, букашек наверняка тьма-тьмущая.
Клещей, что зарываются под кожу и жадно сосут кровь.
Комаров, что своими укусами могут свести с ума.
— Э… как вы думаете, в лагере много букашек? — спросил я.
Мама с папой закатили глаза.
— В тюрь-му! В тюрь-му! Дастин! Едет! В тюрь-му!
— ЗАТКНИСЬ, ЛОГАН!!!
— Дастин едет в тюрьму! — Логан взмыл так высоко, что коснулся рукой потолка. — А я его комнатку займу!
— Это моя комната! — рявкнул я. — И советую тебе носа туда не казать, пока меня не будет!
— Теперь моя! — Логан затопал по матрасу. — Моя. Моя. Моя.
Я вскочил и поймал братца на середине прыжка.
— Хватит, Дастин! Пусти меня! — закричал он. — У тебя на руке паук!
Я отскочил и хлопнул себя по руке.
— Где?! Где он?!
— Ну ты и слабак, — фыркнул Логан. — Это я должен был поехать в лагерь, а не ты.
Логан спрыгнул с кровати и начал подбираться к моей сумке.
— Логан, ну-ка брысь отсюда! — прикрикнула мама. — Ты тоже поедешь в лагерь. Имей терпение. На двухнедельную смену.
— Почему не сейчас? — заныл Логан.
— Потому что Дастин взял последнюю путевку на четыре недели. Мы уже тебе объясняли. А ты поедешь на двухнедельную, — сказал папа. — А теперь марш в свою комнату. Дастин все запаковал, ему пора в кровать.
— Я хочу в лагерь завтра, — канючил Логан, когда родители выводили его из моей комнаты. — Ну почему Дастину всегда везет?
«Везет. Ха!» — подумал я, забираясь в постель.
Натянул одеяло до подбородка. Зарылся головой в подушку. И закрыл глаза.
Но прошел час, а я все не мог уснуть.
Думал о лагере.
Думал о целом лете без друзей.
Думал о паршивой кормежке.
Думал о жлобах-вожатых…
Должно быть, я все-таки провалился в сон. Потому что следующее, что я помню — как стою на улице возле своего дома (рядом лежат мои чемодан и вещевая сумка) и жду лагерного автобуса.
Было погожее солнечное утро. Трава на переднем дворе искрилась от росы.
Огромный желтый автобус с ревом вывернул из-за угла. Я прочел надпись огромными черными буквами на его боку: ЛАГЕРЬ «ПОЛНАЯ ЛУНА».
«Вот и он, — тоскливо подумал я. — Минута в минуту».
Автобус подкатил к обочине как раз в тот момент, когда мама, папа и Логан подошли, чтобы обнять меня на прощание.
— Я хочу поехать, — бубнил Логан, пока я тащил свой багаж к автобусу.
Двери автобуса разъехались.
Я шагнул в салон.
Посмотрел на водителя… и ахнул.
Его раздувшееся багровое лицо было покрыто блохами.
Ужасные красные расчесы усеивали лоб — разодранные ногтями следы блошиных укусов, истекающие желтым гноем.
Я поднял взгляд на его волосы — и закричал.
Его волосы шевелились!
Они буквально кишели блохами. Тысячи блох угнездились в его шевелюре.
Я видел, как они снуют на своих тонких ножках в его сальных каштановых волосах. Они выскакивали на щеки и зарывались ему под кожу.
В ужасе смотрел я, как одна из блох прыгнула ему на нос и начала вгрызаться. Она впивалась все глубже и глубже — пока из раны не побежала тонкая струйка крови.
Прежде чем я успел пошевелиться, водитель вскочил со своего сиденья.
Он протянул ко мне руки в черных перчатках.
Нет. То были не перчатки.
Его руки почернели от покрывавших их блох.
— Собрался в «Полную Луну»? — прорычал он.
И потянулся ко мне.
Схватил меня за руки облепленными блохами пальцами.
— Отпустите! — завопил я.
Я задергал руками — и в тот же миг полчища блох взметнулись с его пальцев.
Приземлились мне на руки.
Впились в мою кожу — и принялись сосать кровь.
2
— Пустите! — крикнул я.
И выдернул руки из мертвой хватки водителя.
