Константин Эггерт Предисловие
Когда войска Варшавского договора вторглись в Чехословакию, мне было четыре года. Мы с мамой отдыхали на балтийском побережье Литвы, в курортном городе Паланга. Я смутно запомнил разговоры взрослых о том, что «литовцы обозлены» и что, «возможно, придется уезжать раньше срока». Уже позже мама рассказывала мне о том, с какой болью обычные люди в Литве восприняли тогда чехословацкие события. Как справедливо замечает на страницах этой книги Арсений Рогинский, народы балтийских стран сочувствовали чехам и словакам, потому что уже пережили подобную драму в 1940 году. Вся книга Йозефа Паздерки именно об этом – о способности переживать, точнее, сопереживать и о том, что без этой способности не бывает ни гражданина, ни гражданского общества.
Ни Советского Союза, ни Варшавского договора давно уже нет. Ушла в небытие и Чехословакия, которую войска «социалистического лагеря» пришли «спасать» от вымышленной контрреволюции. Но то, что образно можно было бы назвать «чехословацким фактором», в российском сознании все еще существует. Впрочем, фактор этот можно назвать и «польским», и «венгерским», и «афганским». Я имею в виду убежденность большинства людей в том, что даже если советский режим и был несправедлив и жесток в отношении собственных граждан, то его политика в отношении других народов и стран была оправданной и справедливой. Для огромного числа россиян «величие» государства по-прежнему ассоциируется со способностью СССР подавлять соседей и держать под контролем целые страны – вопреки воле их народов. «Зато нас боялись!» – это универсальное оправдание советской политики до сих пор прочно сидит в народном сознании – к вящей радости представителей современного правящего класса. Представление о величии как прежде всего о «праве» подавлять слабых было и будет выгодно ему, поскольку, в сущности, оправдывает аналогичное отношение к собственному народу и культивирует в массах цинизм и презрение к праву – без кавычек. Это печальное наследие российского и советского авторитаризма много объясняет в кажущемся парадоксе: советские граждане жаловались на вечный дефицит – мяса, колготок, книг – и рассказывали друг другу на кухнях анекдоты про вождей, которые не способны были все это обеспечить. Но одновременно те же граждане были в массе своей готовы поддержать внешнеполитические авантюры тех же самых членов Политбюро, которых они высмеивали.
«Народ не верил своим начальникам и не любил своих начальников, и это… сказалось во время перестройки, когда все это вырвалось наружу, все это недоверие и нелюбовь к власти. Но народ абсолютно верил в то, что вокруг враги, враги повсюду наступают…» – рассказывает Йозефу Паздерке Арсений Рогинский о конце 1960-х. К сожалению, это высказывание справедливо до сих пор. «Чехословацкий фактор» в современной России никуда не исчез. Это довольно быстро обнаруживается, стоит речи зайти о Грузии, Украине, странах Балтии и, конечно, о самом главном раздражителе постимперского воображения – Соединенных Штатах. Всех их, с точки зрения массового постсоветского сознания, обязательно нужно заставить «уважать Россию». Мешают этому правозащитники, борцы с коррупцией, журналисты – состоящие, разумеется, на содержании у Запада. Российская власть, как и власть советская, стимулирует эти настроения, потому что сама верит в то, что «никто ничего просто так не делает». Глубокая убежденность в том, что миром правит голый интерес и корысть, что идеалам и идеалистам нет в нем места, что сочувствие и солидарность – удел слабаков или лицемеров, отравляет национальное сознание ядом цинизма и недоверия.
Книга Йозефа Паздерки – одно из нечастых литературных и документальных противоядий. Она прежде всего о тех, кто не плыл по течению тогда, когда делать это было намного сложнее, чем сегодня. Это партийные журналисты, которым пришлось делать выбор между «чистой» анкетой и чистой совестью, диссиденты, выбиравшие между возможностью тюремного срока в будущем и его неминуемостью сегодня, простые советские граждане, не без труда осознававшие несправедливость и ложь коммунистических властей. Все они с помощью талантливого и чуткого автора из Чехии говорят с нами о нашей истории, воскрешая (а для молодых людей – открывая) картину идейной драмы, разворачивавшейся в СССР. Предстоящий через два десятилетия крах советской системы прозревается в свидетельствах эпохи конца 1960-х годов. В конечном счете вторжение в Чехословакию оказалось последней интервенцией, которую коммунистические вожди смогли хоть как-то объяснить народу. Начавшееся через десять с небольшим лет вторжение в Афганистан население категорически не приняло. Афганская авантюра стала одним из предвестников краха всей системы. Об этом, как и о других преступлениях советского режима, сегодня принято говорить совершенно другое. Чехословацкие, венгерские, афганские и другие преступления советского режима при активной помощи официальной пропаганды вновь предъявляются общественности либо как неприятные, но неизбежные последствия геополитики, либо и вовсе как единственно правильные военно-политические акции. Одна из героинь этой книги и советского антикоммунистического сопротивления, Наталья Горбаневская, считает: «Проблема российского общества в том, чтобы суметь сориентироваться во всех этих годах коммунизма… Осознание народом того, какие страшные вещи происходили в России при коммунизме, минимально… Уроки из прошлого извлекла лишь малая часть российского общества».
Сегодня это, увы, так. Но те немногие, кто в далеком 1968 году нашел в себе силы усомниться в правоте системы или пойти ей наперекор, все же внесли свой вклад в крах коммунизма. Они доказали: противостоять соблазну «быть и думать как все» можно было даже в условиях одной из самых бесчеловечных и опасных политических систем в истории человечества. Книга Йозефа Паздерки дает надежду на то, что россияне рано или поздно извлекут уроки из прошлого и назовут палачей – палачами, жертв – жертвами, а героев – героями.
Йозеф Паздерка Русская Пражская весна
«Была жизнь до 21 августа 68 года и после 21 августа 68 года. И все говорят: мы дети 68-го. Мы дети 68-го в том смысле, что это был год нашего самоопределения. В этот день, прямо или косвенно, для огромного количества людей определилась их будущая судьба, которая кого-то привела в диссидентское движение, кого-то даже в тюрьму, кого-то абсолютно сознательно в эту минуту она привела в коммунистическую карьеру».
Эти слова русского диссидента и историка Арсения Рогинского звучат для многих чехов и словаков несколько неожиданно. Они не предполагали, что люди в СССР настолько разделяли их чувства, связанные с вторжением в августе 1968 года. Эти слова напоминают чехам и словакам о важном факте – о том, что они были далеко не одиноки, когда переживали свою «Пражскую весну».
И у русских была своя «весна», вернее «оттепель». Она началась раньше – с выступления Никиты Хрущева на XX съезде КПСС в 1956 году, – и проходила сложнее. Однако именно она фактически распахнула двери весне пражской, подняв волну либерализации в восточном блоке. В своей заключительной фазе эта советская «оттепель» неожиданно интенсивно переплелась с событиями в Праге, а трагическую черту под ней подвело вторжение 21 августа 1968 года.
