И вот в твоей родной стране все начинает меняться. Сначала ты будто бы ничего не замечаешь, а некоторые уже понимают: жить здесь становится опасно. К твоему удивлению, среди этих людей — твой папа. Именно это случилось с Анной в Германии в 1933 году.
Анне девять лет. У нее много детских дел: она ходит в школу, катается с друзьями на санках — и не обращает особого внимания на политические плакаты. А с плакатов смотрит Адольф Гитлер — человек, который в скором времени изменит жизнь всей Европы. И жизнь маленькой Анны.
Анна не успевает осмыслить происходящее: события слишком быстро следуют друг за другом. Однажды вдруг исчезает ее папа. Анне становится страшно. Потом и она сама, и ее брат Макс вынуждены расстаться со всем, что им дорого, — с родным домом, школьными друзьями, любимыми игрушками: мама срочно увозит их из Германии.
За пределами Германии члены семьи снова соединяются, но они вынуждены то и дело переезжать из одной страны в другую. Это «приключение» растягивается на годы. Анне и Максу приходится осваивать новые языки и учиться налаживать отношения с новыми людьми, преодолевать неуверенность в себе, жить в бедности. Анна открывает для себя, что быть беженцем — это особое умение и, оказывается, в этой ситуации тоже можно найти что-то положительное. Главное, чтобы все члены семьи были вместе. Остальное не имеет значения. Но если что-то заставит их разлучиться…
Джудит Керр хорошо известна благодаря придуманным ею книжкам-картинкам для маленьких детей. Но эта замечательная и захватывающая повесть адресована читателям постарше и выводит писательницу на новую орбиту. Ведь история про розового кролика написана по следам реальных событий.
Глава первая
Анна возвращалась домой из школы со своей одноклассницей Элизабет. Этой зимой в Берлине выпало много снега. Снег долго не таял. Дворники сгребали его к краю тротуаров, и там в течение долгих недель он лежал печальными серыми кучами. А теперь, в феврале, снег превратился в грязное тающее месиво. Повсюду были лужи. Анна и Элизабет то и дело перепрыгивали через них.
Обе были в ботинках с высокой шнуровкой, в толстых пальто и вязаных шапках, натянутых на уши. А у Анны был еще шарф. Для своих девяти лет Анна была маловата ростом, и концы ее шарфа свисали почти до самых колен. Шарф почти полностью скрывал ее нос и рот — так что видны были только зеленые глаза и прядки темных волос. Приближалось время обеда, а Анне еще надо было попасть в магазинчик писчебумажных принадлежностей, чтобы купить цветные мелки. Она так торопилась, что запыхалась, и потому обрадовалась, когда Элизабет вдруг остановилась перед большим красным плакатом.
— Здесь изображен тот самый человек. Мы с моей младшей сестренкой вчера его уже видели — на другом плакате. Сестренка решила, что это Чарли Чаплин.
Анна разглядывала лицо на плакате: какой мрачный! И будто впился в нее глазами.
— Ни капельки он не похож на Чарли Чаплина… Только усы такие же…
Девочки разобрали имя под фотографией: Адольф Гитлер.
— Он хочет, чтобы на выборах все проголосовали за него. И тогда он разберется с евреями, — сказала Элизабет. — Как ты думаешь, он разберется с Рейчел Левенштейн?
— Никто ничего не сделает Рейчел Левенштейн, — возразила Анна. — Она же староста класса! Может, этот Гитлер и со мной разберется? Я тоже еврейка.
— Ты?.. Да ну?
— Ну да. Папа на прошлой неделе разговаривал с нами об этом. Сказал, что мы — евреи. И что я и мой брат должны об этом помнить.
— Но ты ведь не ходишь по субботам в еврейскую церковь, как Рейчел Левенштейн!
— Просто мы нерелигиозные. Мы вообще не ходим в церковь.
— Вот бы мой папа был нерелигиозным! — вздохнула Элизабет. — А то мы должны каждое воскресенье ходить на службу и сидеть, пока судороги не начнутся, — она взглянула на Анну с любопытством. — Я думала, у евреев кривые носы. А у тебя нос нормальный… У твоего брата кривой нос?
— Нет, — ответила Анна. — В нашем доме кривой нос только у горничной Берты. Но это потому, что в детстве она вывалилась из коляски и сломала его.
Элизабет почувствовала легкое раздражение.
— Слушай, если ты с виду — обычный человек и не ходишь в еврейскую церковь, откуда ты знаешь, что ты — еврейка? С чего это ты так уверена?
Анна задумалась.
— Ну… — протянула она. — Мои мама и папа евреи. И их мамы и папы тоже были евреями… Наверное, поэтому. До прошлой недели, до разговора с папой, я об этом как-то не думала.
— Фу, глупости! — сказала Элизабет. — Гитлер, евреи и остальное — все это глупости!
И она припустила бегом, Анна — за ней.
Так без остановки они добежали до писчебумажного магазинчика. Какая-то посетительница у прилавка беседовала с продавцом, и сердце Анны упало: она узнала фрейлейн Ламбек, жившую неподалеку. Сейчас на ее лице было какое-то овечье выражение. Она то и дело восклицала: «Ужасные времена! Ужасные времена!» — и при этом так встряхивала головой, что ее серьги болтались взад-вперед, взад-вперед.
Продавец магазинчика согласно кивал: «1931 год был тяжелый. 1932-й был еще хуже. Но, помяните мои слова, 1933-й будет самым ужасным». Тут он увидел девочек: «Что вы хотите, мои дорогие?»
Анна уже собиралась сказать, что хочет купить мелки, но тут ее заметила фрейлейн Ламбек. «Это же маленькая Анна! Как у тебя дела, деточка? Как поживает твой дорогой папочка? Такой прекрасный человек! Я читаю каждое написанное им слово. У меня есть все его книги. Я всегда слушаю его по радио. Но почему-то на этой неделе в газете не было его статьи. Я надеюсь, с ним все в порядке? Может, он где-то читает лекции? Мы так нуждаемся в нем в эти ужасные времена!»
Анна терпеливо ждала, пока фрейлейн Ламбек закончит стенать. «У него грипп», — сказала она наконец. Это вызвало новый взрыв соболезнований. Можно было подумать, фрейлейн Ламбек причитает над умирающим родственником, ближе которого у нее никого в жизни нет. Она советовала лекарства. Она советовала докторов. Она трясла головой, и ее серьги брякали. И не могла успокоиться до тех пор, пока Анна клятвенно не пообещала передать папочке от фрейлейн Ламбек горячий привет и пожелания скорейшего выздоровления. Уже собираясь уходить, фрейлейн Ламбек остановилась у двери, повернулась и сказала: «Деточка! Не надо передавать папочке привет от фрейлейн Ламбек. Передай ему наилучшие пожелания от его восхищенной почитательницы!» — и только после этого наконец убралась восвояси.
